Антонина Ивановна Казимирчик окончила историко-филологический факультет Петропавловского пединститута в 1960 году.
С 1967 по 1981 г. Работала в Петроправловском институте на кафедре русского языка.
Сейчас живет в Туле, активно занимается краеведением и журналистской работой.

В Петропавловске в 1918 году

Осень в садах и парках Санкт-Петербурга совершенно сказочная. Почти как у нас в Северном Казахстане – «в багрец и золото одетые леса».

В парках на детских площадках шумно хозяйничает ребятня. Автодромы, аттракционы для юного пилота, водителя, подводника карусели, какие-то тоннели, зоомобили, прыгалки – всего не перечислить!

На фоне этого бедлама тихие шахматисты и дети с книжками кажутся пережитками далекого прошлого. Вот серьезные очкарики слушают высоченного старика и даже что-то записывают в блокноты. Прислушиваюсь. «Только из Петропавловска мой дедушка вывез 500 детей». Что за дедушка? Куда вывез? И тут вижу объявление о том, что здесь, в парке, в рамках Международного проекта солидарности «Над нами Красный Крест» проходит встреча с внуком доктора Тьюслера. «Его вклад в организацию спасения детей в годы гражданской войны и их вывоза из Владивостока в Петроград через Японию, США, Францию и Финляндию неоценим», говорит ведущая Ольга Молкина.

Передвижная выставка - это небольшие переносные планшеты с фотографиями, копиями детских рисунков, страниц их дневников, вырезок из давних газет и журналов. Есть брошюры, несколько книг. Все они рассказывают удивительную историю кругосветного путешествия почти тысячи питерских детей в разгар Гражданской войны.

Читаю все, что можно успеть. Вырисовывается такая история.

Весной 1918 года в Петрограде, чтобы спасти от голода детей, власти и сохранившиеся благотворительные общества начали создавать «питательные колонии», нечто вроде будущих пионерских лагерей. По предложению Наркомпроса и лично А.Луначарского, было решено отправить на отдых в «хлебородные края Сибири» и на юг России 11 тысяч юных петроградцев.

Первыми 18 мая 1918 года с Финляндского вокзала отправились два санитарных поезда. В одном отравили в уральский город Миасс около 400 человек школьников (точнее, гимназистов и учащихся реальных училищ с педагогами и обслуживающим персоналом). Следом столь же многолюдный – более 500 детей от 3 до 17 лет - пошел в Петропавловск.

Пытаюсь найти информацию на стендах о нашем городе. Но нахожу только карту «Из Питера в Питер», на которой нанесена извилистая линия от Петрограда до Поволжья, потом через весь Урал до нашего города. Далее линия петляет к нескольким городам Сибири и Урала, потом бежит по Транссибу и КВЖД в Манчжурию, через Харбин до Владивостока, а затем – Тихий океан, Япония, Америка, Атлантика, Франция, Балтика, Финляндия и, наконец, снова Петроград. И даты: от 1918 до начала 1921.

Петропавловск тоже отмечен на карте как один из городов, в котором побывали дети. Но от него идет какой-то зигзаг обратно на Урал - в Миасс. И больше о нашем городе на выставке ни слова, хотя в речи американского гостя это слово звучало не раз.

Тем временем встреча подошла к концу. Дети окружают гостя, а я подхожу к ведущей встречи – Ольге Ивановне Моревой, автору книги «Над нами Красный Крест (Как детей всем миром детей спасали)». В разговоре выяснилось, Ольга Ивановна - внучка сразу двух участников кругосветного путешествия – ее деда и бабушки Ю.Н.Заводчикова и О.А.Колосовой. Они оставили свои дневники той поры, фото и воспоминания. А с 1970 года Ольга Ивановна сама занялась этой историей и нашла более 700 тогда еще здравствующих участников невероятных событий. Сейчас, в 2015 г., никого из них уже не осталось. Только благодаря ей, ленинградскому историку, стала широко известна эта эпопея, а в нескольких библиотеках Санкт-Петербурга действуют выставки «Над нами Красный Крест». Там с 1972 года регулярно устраиваются встречи потомков участников детской кругосветки. На одну из них я и попала совершенно случайно.

Спрашиваю о Петропавловске. Ольга Ивановна дает мне адрес Детской библиотеки истории и культуры Петербурга и обещает позвонить туда, чтобы мне дали копии воспоминаний колонистов о жизни в Петропавловске.

- Не все они опубликованы. Недавно ушли их жизни две последние участницы путешествия - Ксения Амелина и моя бабушка Евгения Колосова. Обе они прожили более 100 лет. Я успела записать и издать их воспоминания. В них есть и о Петропавловске.

Конечно, утром я спешу в библиотеку к ее открытию. В читальном зале мне выдают несколько брошюр, книгу самой О.И.Молкиной, моряка- дальневосточника Владимира Липовецкого «Ковчег детей, или Невероятная одиссея» и уже готовые ксерокопии воспоминаний Нины Рункевич «Осень, зима и весна в Петропавловске 1918-1919 г.г.» и глав из книжечки Ксении Амелиной тоже с длинным названием:. «Воспоминания девочек из групп Петроградского и Василеостровского районов 1-й Детской питательной колонии (V. 1918г. – I. 1921г.). Есть переводы отрывков из книг и статей американцев. Читаю и удивляюсь.

На Урале

18 и 25 мая 1918 года с Финляндского вокзала Петрограда на восток отправились два поезда: в одном – 450, во втором – 420 детей от трех до шестнадцати лет. С ними воспитатели, учителя, медицинский и обслуживающий персонал – всего более тысячи человек.

Организаторы поездки едва ли знали, что в те же дни, подняли мятеж чехословаки и захватили весь Транссиб, в Мурманске и в Приморье высадились войска Антанты, в том числе и американский корпус численностью до 10 тысяч штыков, с которым прибыли сотрудники разных христианских миссий и Американского Красного Креста АКК.

Бывшая колонистка К.С.Амелина пишет: «С самого начала все пошло не так, как планировалось. До Урала мы ехали без особых приключений, но вместо трех дней, только через две недели наши два поезда доползли до уральского города Миасса и там застряли надолго. Примерно на 7-ой день пути эшелон попал в зону перестрелки. Мы, конечно, очень испугались».

После сложных переговоров чехи все-таки пропустили детские эшелоны из Петрограда в Миасс. Там одну группу колонистов разбросали по мелким городкам и поселкам, везде, где нашлись свободные помещения. Вторая колония, вместо санатория в Боровом, обосновалась в небольшом санатории Курьи под Екатеринбургом. Поселок не раз переходил из рук в руки отрядов белогвардейцев и Красной Армии. «Улицы простреливались насквозь,— вспоминала впоследствии одна из бывших колонисток,— а мы прятались под топчанами и с испугом смотрели на солдат, которые ходили по комнатам и штыками поднимали наши матрасы...»

Колчаковский фронт окончательно отрезал путь к возвращению домой – начались почти трехлетние странствия детей.
На озере Тургояк только в первые дни новоиспеченные уральцы под присмотром воспитателей жили вполне прилично: отдыхали, купались в озере, на самом деле, отъедались, ходили на экскурсии, собирали гербарии и коллекции минералов и даже учили читать и писать ребят в соседних селах. Сельские жители подкармливали детей молоком и овощами. В лесу зрели ягоды. Несмотря на запреты, ребята тайком собирали их и ели. Колонисты даже посадили огород и сами ухаживали за ним.

Но война разгоралась, продукты дорожали, а деньги, собранные родителями и общественными организациями, стремительно обесценивались. Вскоре на них вообще ничего нельзя было купить. Воспитатели и старшие девочки продали или обменяли «на шанюшки» то немногое, что у них было. Старших ребят иногда забирали к себе зажиточные крестьяне, но уже не бескорыстно, а для того, чтобы они ухаживали за скотом и работали на огородах за кусок хлеба или кружку молока. Малыши, которых в колонии было немало, стали ходить по дворам и попрошайничать.

Война охватывала все большие территории страны и бушевала уже за окнами временного пристанища колонистов. В Миассе дети жили в одном крыле огромного барака. Совсем рядом с детьми умирали раненые, холерные и тифозные больные. «Каждый день мы видели, глядя в окна, как из соседнего крыла нашего барака выносили гробы, залитые известкой. Видели, как прямо на улице умирали холерные больные...», написала в дневнике колонистка Валя Рожкова. Дети, даже самые большие, не очень понимали, кто с кем воюет, но пули часто залетали в их комнаты. Под окнами на деревьях иногда висели трупы казненных, а в поселке выли по мертвым женщины.

Голодные подростки переставали слушаться воспитателей, убегали ночами из бараков, находили и прятали оружие и патроны. Некоторые мальчишки начали приворовывать в садах и на огородах. Все это было опасно для их жизней.

И еще одна наша вечная беда – холод. Родители отправляли детей на отдых только на лето, в легкой одежде, в сандалиях и тапочках, а зима стремительно приближалась. А тут еще весь барак забрали под госпиталь для раненых. Воспитатели стали пристраивать колонистов куда только можно. К осени 1918 года, когда уже надо было возвращать детей домой, две спаянные колонии превратились в рассеянные по разным городам мелкие группы.

Воспитатели, пока могли, скрывали от детей, что их все безнадежнее отрезают от дома фронты гражданской войны. В августе скрывать перестали. Педагоги собрали детей в Миассе и сообщили: «К родителям вы сейчас вернуться не сможете». Одни ревмя ревели от такой вести, другие радовались тому, что учебный год откладывается. И зря радовались!

В Петропавловске

Отправляя детей на Урал весной 1918 года, организаторы поездки так и планировали: разместить одну колонию на Урале, а вторую - в Петропавловске, где «в Боровом, в прекрасной курортной местности», местные благотворительные организации должны были подготовить «питательные колонии санаторного типа». Из Петрограда, конечно, не видно, что курорт находится довольно далеко от Петропавловска, а добираться туда надо на лошадях или верблюдах. Ведь железную дорогу Петрокок, построят только через четыре года и то лишь до Кокчетава.

В Боровое колонисты так и не попали – везде шли бои. Были ли подготовлены хоть где-то «питательные колонии» в наших краях, осталось неизвестным. Спасая детей от зимних холодов, воспитатели собрали их по поселкам и повезли в Петропавловск. Там, им казалось, жить спокойнее и сытнее. Осталось тайной, как удалось добыть вагоны и провести поезд по Транссибу, ставшему линией фронта. Но триста малышей они довезли до Кургана и поселили на заимке в 25 км от города. Часть учеников младших классов разобрали местные жители, чтобы они могли ходить в школу. Они уцелели все.

Поезд повез дальше в неизвестность 420 старших детей и их воспитателей. Выгрузились в Петропавловске.

Город сразу не очень понравился столичным девушкам. Туман... Холод… Тоска по родителям… «Петропавловск 1918 года - небольшой город с преимущественно одноэтажными домами, собором на центральной площади, электрическим освещением на улицах, но без водопровода. Воду привозили на лошадях в бочках. В городе были театр и цирк», записала в дневнике Нина Рункевич и сразу отметила нашу экзотику: «Окраина, противоположная вокзалу, находилась ниже всего города, там стояли юрты, около них - верблюды; было интересно встретить новые лица - раскосые черные глаза, блестящие черные волосы, расшитые разноцветной кожей меховые одежды. Верблюды караванами иногда шли мимо нас - по Караванной улице, груженые тюками с чаем, мерным плавным своим ходом. Зрелище экзотическое, принимая во внимание, что иногда это бывало в 40° мороза, на занесенной снегом улице, где снег доходил до половины окон. Все белым - бело и вдруг - идут верблюды! А тяжести возили на волах.

На площади возвышался большой собор, однако не в стиле древнерусского зодчества, а скорее 19 века. В нем по большим праздникам служил службы молодой очень красивый архиерей, худой, высокий, с мрачными черными глазами. Недалеко от собора, на той же большой площади расположился рынок. Базарные дни были очень красочны - здесь стояли и верблюды с кладью, и много саней с разной поклажей; с лошадьми, покрытыми инеем от мороза. На рынке продавалось все, конечно, мороженое, даже молоко в виде белых дисков. Но что поражало наше воображение, так это необыкновенной красоты лошади в богатых и необычных упряжках. Это были беговые лошади местной знати - в городе был ипподром».

Кто занимался судьбой колонистов в сентябре 1918 года, колонисты не пишут. Едва ли они знали это. А их судьбу надо было решать срочно. Ведь у ребят не было ничего, кроме летних уже изношенных одежек и вещей, что собрали благотворители в Миассе. Перед взрослыми во весь рост встали те же проблемы, что и в начале путешествия: чем накормить детей, куда поселить, во что одеть, где учить. И здесь, в чужом городе, захваченном колчаковцами и чехами, не было и в помине никаких условий для размещения такого количества детей. Колонистов поселили где только смогли: в доме мусульманского комитета, недалеко от мечети; младших мальчиков - «в старом деревянном здании начальной школы около базара», а старших – в так называемом «Коровинском приюте» и прямо в реальном училище. «Старшухам» - старшим девушкам – отвели холодный темный вестибюль и какие-то кладовки в здании прогимназии, находившейся на углу Караванной и Почтамтской. Там было очень. «Чтобы заснуть, приходилось на ночь сооружать что-то вроде спальных мешков из тулупов. Утром в умывальники заливали горячую воду, которая, стекая с моющихся в корыто, тотчас покрывалась ледяной коркой».

Не было никакой мебели, кроме парт. Поначалу все спали на полу, приспособив свои пожитки вместо подушек». Нина Рункевич пишет: «Были заказаны деревянные топчаны, а наши мешки мы набили соломой. А затем - мы по 2-3 девочки - пошли вдоль петропавловских улиц, из дома в дом, с просьбами «одолжить» на время стулья, скамьи и столы. Жители проявили участие в судьбе детей, отрезанных от родителей и родного города, и мы быстро обставились». Чей-то большой круглый стол, «занявший всю середину в самой большой комнате, отслужил нам на все 100 $ и для еды, и для занятий, и, даже для сцены! Горожане собрали для детей ношеную, но чистую одежду и другие необходимые для жизни вещи».

Сразу, как только чуточку наладился быт, всех детей усадили за парты. Чтобы пойти на уроки, девочки передавали друг другу платья. Они учились в две смены на втором этаже здания, в котором жили, а в город выходили редко. Учителя относились к колонистам участливо - жалели детей. Учиться было легко, так как учебная программа в Петропавловске показалась ребятам несколько слабее, чем в Питере. Да и сами они старались заниматься прилежно, не желая терять год.

В Петропавловске у колонистов появились друзья-одноклассники. Некоторые приглашали их к себе домой на праздники. Нину Рункевич однажды позвалала в гости «на пасхальный стол гимназистка, чей отец был из числа местной знати… Занимали они большой двухэтажный дом, недалеко от собора. В доме было очень чисто, тепло, обилие ковров и звериных шкур. У девочки была отдельная уютная комната, где мы сначала поговорили, а потом пошли к столу. Всего было много и все было вкусное. Но я впервые в жизни (и больше никогда) ела так называемую "татарскую пасху". По-моему тогдашнему вкусу, это было райское кушанье».

Ксения Амелина сама зарабатывала себе и сестренке обеды. Ксеня давала уроки четырем дочкам купца Шапкина. «Наши знакомые, написала К.С.Амелина в свои 100 лет, по-видимому, были людьми зажиточными, имели лошадей для извоза, прекрасных рысаков для выезда. Иногда они катали нас с сестрой на санях, запряжённых рысаками. Петя Шапкин так лихо управлял конями, что лёгкие сани мчались как вихрь, нас засыпала снежная пыль, захватывало дух». В семье очень хорошо относились к девочкам, кормили, угощали сладостями. Если был буран, оставляли ночевать, а на день рождения Ксении хозяйка даже испекла для девочек калач. Но расплачивались с «учительницей» только едой и поношенными вещами. Она не смела попросить о большем и с благодарностью брала все, что ей давали. Ведь одежда, белье и обувь девочек были в таком плачевном состоянии, что уже не подлежали ремонту. Подрабатывали репетиторством и некоторые юноши.

Благотворители Петропавловска как могли опекали детей, доставали для них продукты. Колонистов теперь регулярно кормили «крупяными супами и кашами», но они все равно голодали, особенно страдали младшие мальчики. Пока кухня не была оборудована, детей несколько раз приглашали в свою столовую чехи. Их эшелон стоял в тупике у вокзала. Это как же нужно было намучиться от голода, чтобы и через 80 лет вспоминать их «пшенную кашу, политую настоящим маслом и посыпанную сахаром»!

Наступили дни, когда у детей совсем не осталось продуктов. Воспитательницы вынуждены были отправить колонистов собирать подаяние. Одна из девочек, Ксения Горячева, вспоминала, как она вместе с другими колонистками ходила с кружками для подаяний в старую часть города, населённую татарами. Вернулись девочки ни с чем, усталые физически и морально. Война довела до нищеты и многих местных жителей. Другая группа девочек «с навешанными на шею кружками» ходила на окраину города, где жили казахи. «Оказалось, это так стыдно и унизительно - постучать в окно! Мы это сделали и сразу убежали», вспоминала Ксения Амелина.

Не смогли девочки работать и в швейной мастерской, где шили ватные куртки и брюки для фронта. «Из-за неопытности они больше ломали иголки, чем зарабатывали деньги».

Денег в колонии вообще не стало. И тогда колонистки решили устроить благотворительный концерт. Режиссер местного театра Н.В. Сарматов и ведущие артисты театра «доброжелательно согласились на совместную постановку спектакля … Девочки опять пошли по домам, но уже не просить подаяние, а для распространения билетов. Горожане, зная, что спектакль идёт с благотворительной целью, раскупили все билеты, гостеприимно встречая колонисток, щедро угощая их сибирскими пельменями», вспоминала одна колонистка. Сохранилась программка вечера: «В среду 2 (15) января 1919 года. В пользу колонии бъженцевъ из Петрограда. Поставлено будетъ при участии беженокъ колонистокъ». Чего только нет в программе! И драма, и комедия, и балет, и пение, и танцы, и декламация. «После спектакля танцы, летучая почта, конфетти. В фойэ буфетъ». Этот самый бесплатный «буфетъ в фойэ» устроили для колонистов горожане. Нина, автор воспоминаний, была неотразима в одном из номеров… в штанах пленного австрийца, истопника из гимназии. (Среди обслуги было много пленных).

С огромным успехом прошел в театре и рождественский костюмированный бал и ужин, организованный горожанами для колонистов. Был подан даже гусь с кашей и кофе с булочками! Все радовались, танцевали в карнавальных масках и костюмах.

Однако хотя все колонисты в своих дневниках и мемуарах писали о концертах, спектаклях, о балах, но даже традиционный рождественский ужин запомнился им как очень тяжёлый день. Накануне Рождества колонисты молились в большом Петропавловском соборе на главной площади. «Шла всенощная служба, но в храме было безлюдно и сумрачно. Никого, кроме колонистов…. Голоса священника и дьякона гулко раздавались под сводами огромного пустого собора, а за его стенами выл и стонал ветер. Нам стало страшно, мы опустились на колени и стали молиться каждый о своём. Усиливающееся завывание ветра, дребезжание стёкол в больших окнах собора действовало на нас угнетающе. Мы чувствовали себя одинокими, затерянными и болезненно ощущали оторванность от родного дома. Некоторые из нас плакали. При выходе из собора бешеный ветер чуть не сорвал нас с паперти. С Василеостровскими девочками мы попрощались, так как жили в противоположных концах города. Кругом было бело от мятущегося снега. Мы взялись за руки и побрели, утопая в снегу. Ветер с большой силой хлестал по нашим лицам, как нам казалось, острым снегом. В тёмное время город обычно освещался электрическими фонарями. Но в пургу свет от них на общем белом фоне мятущегося густого снега просматривался в виде более светлых белесых пятен. Название улицы и номера домов было невозможно разобрать. Но судьба оберегала нас - мы наткнулись на встречного человека, подсказавшего как добраться до гимназии».

Зима 1918-19 гг. в Петропавловске казалась детям очень жестокой. «Метели, ветры. Температура нередко бывала 44°-45°. Снегу было выше роста среднего человека. Я отморозила себе щеки, были пузыри, а потом долго - болезненные корки…» , написала Ксеня Амелина.

Не будем забывать, все это происходило в городе, где хозяйничали чехи, колчаковцы, белые казаки. Часто звучали выстрелы – кого-то расстреливали… Детей старались уберечь от трагических сцен, но как это сделать, если идет война, свирепствуют холеры и сыпняка?! Война неожиданно показывала детям свое страшное лицо. Однажды воспитательница послала двух девочек за врачом в госпиталь, «расположенный в двухэтажном доме недалеко от их гимназии. Двери с улицы были приоткрыты. Мы вошли. Что же мы увидели?! Большую полутемную комнату, в которой сплошь на полу лежали укрытые шинелями больные солдаты, некоторые что-то выкрикивали, бормотали. Пол грязный, в доме холодно, тяжелый воздух. Быстро вышел наш доктор и сердито вывел нас скорее, сказав, что здесь в два счета мы наловим сыпнотифозных вшей… Мы-то жили в тепле и чистоте. Сами следили за собой, и нас водили в местную городскую баню. А баня-то с паром! Что нам, детям Петрограда, было в диковинку. Еще бы! Няни от души хлестали барышень вениками. Зато дети почти не болели.

Когда я слышу, как скверно жилось в эту зиму нашим товарищам в Уйской станице, в Кургане, в других городах и группах, то понятно, что нам досталась счастливая доля во всех отношениях.

Неожиданные гости

До декабря 1918 года - полгода!- колонисты ничего не знали о своих родных. Ни разу никто не получил ни одного письма из дому. Лишь по слухам дети знали, что в Петрограде тоже голод. И вдруг в декабре в Петропавловске, к огромной радости ребят, появились гости из их родного города - Валерией Львович Альбрехт, отец двух девочек, и шведский пастор-миссионер Сарвэ. Сколько было радости и слез! Валерией Львович привез полмешка писем, но не всех от всех родителей. Он успел сообщить о поездке немногим, а теплые вещи для детей ему запретили взять с собой.

Тут начинается темная политическая интрига. Американцы до сих пор утверждают, что дети были брошены на произвол судьбы и бродили по городам Сибири грязные, голодные, завшивленные. Власти якобы ими совсем не интересовались. Если бы не они, сотрудники Американского отделения Красного Креста (АКК), то «питательная колония» легко могла превратиться в колонию для малолетних преступников. Но американцы, едва высадившись во Владивостоке, каким-то образом узнали о «диких детях Сибири» (так и назвал свою книгу один из американцев) и отправились их спасать их.

Наши авторы пишут другое. Когда к началу учебного года колонисты не вернулись домой, а гражданская война стала разгораться все сильнее, самые активные родители в Петрограде создали комитет спасения детей и стали стучаться во все двери. Они добились приема у Г. В. Чичерина и Я. М. Свердлова и получили письменное разрешение поехать на Урал – через два фронта! В Москве члены комитета обратились в представительства Датского, Шведского и Американского отделений Международного Красного Креста, попросили их помочь и получили документы, в которых предлагалось «придти на помощь делегатам всеми возможными средствами для облегчения выполнения их задачи». Это были опасные для жизни документы. Ведь уже было известно о расстреле в Екатеринбурге в ночь с 16 на 17 июля 1918 года царской семьи, а тут едут туда посланцы красного Петрограда. Но, преодолев все преграды, В.Л.Альбрехту и пастору Сарве удалось встретиться с детьми в Тургояке и Петропавловске.

После их визита зашевелились благотворители из Красного Креста. До февраля 1919 года их помощь была эпизодической. Теперь сотрудники АКК предложил взять детскую колонию под свою опеку на их условиях. Кратко условия сводились к тому, что воспитание детей и материальное обеспечение АКК берёт целиком на себя, а воспитатели должны выполнять его распоряжения. Что оставалось наставникам детей, заброшенным в чужие края? Только согласиться и передать колонистов под опеку АКК. Несогласных сразу уволили.

В феврале в Петропавловске появились британские и сотрудники АКК. Они привезли полушубки и заячьи треухи, чехи подарили мальчикам ношеные, но еще целые серые солдатские рубашки и ботинки со шнуровкой. Девочкам сшили сапожки и подарили рулоны синей фланели, из которой они сами сшили себе наряды и могли гулять по городу, не боясь холода. Улучшилось снабжение продуктами. Особенно нравился детям сибирский хлеб – калачи с хрустящей корочкой.

Все колонисты с радостью встретили весну, но в Петропавловске она была «особенной». Девочки пишут: «Уже сильно пригревало солнце, снег дружно таял. Побежали ручьи, смывая всю грязь с дорог, накопившуюся в течение зимы. В те времена в городе использовалась только лошадиная тяга. Поэтому в водоёмах, откуда нам привозили воду, она имела цвет хорошего чая со специфическим запахом. Естественно, что наша пища и питьё имели те же качества. Но девочки стойко держались, и никаких заболеваний не было. Но очень быстро яркое солнце и теплый ветер все убрали, началась пыль».

Отметим еще один важный исторический факт. Именно в Петропавловске у колонистов началось «повальное увлечение скаутизмом. Валя Цауне, сам увлеченный до страстности этой идеей и увлек ею других ребят». Ребята создали тайные отряды «красных скаутов-разведчиков», которые позже, во время странствий, помогли колонистам вернуться на Родину. Когда ребятам предлагали остаться в США, а затем во Франции, «красные скауты» организовывали митинги, писали письма в газеты и добились возвращения колонистов на Родину. Позднее, уже в Ленинграде, Валентин Цауне стал организатором пионерского движения.

Когда закончился учебный год, колонистам сказали, что они поедут в Тургояк – «на летний отдых».

«Мы бродили по деревянным тротуарам города и прощались с ним. Попрощались и с теми славными людьми, которые окрасили нашу жизнь в чужом далеком сибирском городе», написали дети.

Это произошло 21 апреля 1919 года.

Обратно на Урал

Родители в Петрограде продолжали бить во все колокола. Наконец, после долгих и трудных переговоров Штаб Американского Красного Креста в Вашингтоне решил, что следует собрать детей, разбросанных по сибирским и казахстанским селениям и отправить их подальше от линии фронта. Но отправили их не домой в Питер, а во Владивосток. Это решение опять было принято без участия детей и их воспитателей.

Удивительно, но никто из колонистов, ни в дневниках, ни в более поздних мемуарах не пишет, какие ожесточенные бои шли летом 1919 года как раз в том регионе, где «отдыхали» колонисты. Петропавловск уже в то время, когда колонисты сдавали экзамены, танцевали на балах и пели хором, был превращен, как казалось самому Колчаку, в неприступную крепость. Особенно хорошо были укреплены окраины и центр города, где сосредоточились артиллерийские и пулеметные позиции. Заграждения из колючей проволоки, готовые в любой мо¬мент прийти в движение бронепоезда, удачно скрытые пулеметные точки и артиллерийские батареи - лучшего и не придумаешь.

Вот что говорится о дальнейшей истории «питательных колоний» в документах Красного Креста США: "Весной 1919 года армии адмирала Колчака постепенно продвигались к Петрограду с Урала, и казалось, что правительство большевиков может пасть, и таким образом детей можно будет вернуть домой в течение лета. Более 500 детей были собраны к этому времени на территории летней фермы у озера Тургояк. Мы надеялись перевезти их оттуда, а также 300 детей, остававшихся в других городах Урала, в Петроград еще летом. Однако судьба повернулась против Колчака».

Судьбу Колчака «повернула» под Петропавловском Пятая армия М.Н. Тухачевского, разгромив его войска во время вошедшей в историю Тобольско-Петропавловской операции в августе – октябре 1919 года.

На восток

АКК «счел опасным оставлять детей в зоне боев и решил перевести их на восток - сначала в Омск и Томск, затем во Владивосток через всю Сибирь». За лето по всем городам Зауралья собрали 800 детей и повезли по «безопасной» железной дороге, по-прежнему захваченной чехами. В пути на поезда нападали то красные, то белые сибирские партизаны, семеновцы, японцы, остатки колчаковской армии. И это безопасный путь?!

Почему колонистов везли на восток, а не домой, в Петроград, проговаривается АКК: чтобы дети не попали к большевикам, а они «не развратили их».

Юноши подросли, некоторых пытались призвать в армию, конечно, Антанты. Девушек надо было оберегать «от защитников». Вот и разместили их подальше от Владивостока, переполненного незваными гостями. Осень и зиму 1919 года юноши провели на маленькой станции Вторая речка, а девушки – на острове Русский. Они были сыты, одеты, учились в гимназии, но по-прежнему рвались домой.

А порт и все корабли были захвачены отступающими частями Антанты. Найти для детей американский или русский пароход не представлялось возможным: их атаковали панически бежавшие белоэмигранты.

Мальчик из курганской группы Леня Данилов записал: «В августе 1920 года нас, семьсот с лишним ребят, погрузили, перенумеровав (я имел медный номер №7), на японский угольщик "Йомей-Мару"…

Судно было зафрахтовано и переоборудовано на деньги АКК доктором Тьюслером, чей внук приезжал осенью 2015 году в Санкт-Петербург.

Странствия детей продолжались до начала 1921 года. Два месяца плавания по Тихому и Атлантическому океанам, затем по Балтийскому морю. США, пребывание во Франции – и вот конец кругосветного путешествия «из Питера в Питер». Правда, финны еще два месяца сверяли списки детей, делали запросы в РСФСР и отправляли детей домой лишь маленькими группами. Дом был совсем рядом– только перейти по мостику через речку, а сверка документов тянулась еще почти два месяца. Некторые родители не узнали своих детей, которых они считали пропавшими без вести.

О «кругосветке детей» мало кто знал до 70 гг. ХХ века. Лишь когда закончилась холодная война, журналисты – правдисты Б.Стрельников и В.Большаков написали об этом необычном путешествии. На их публикации откликнулось более 500 здоавствующих тогда колонистов.

Позже писатели и журналисты ( в их числе О.И. Молкина) нашли в российских и американских архивах документы за подписью А.В.Луначарского и выяснили, что Наркомпрос вовсе не бросал детей на произвол судьбы, а настойчиво добивался их возвращения домой.

Ребят агитировали остаться в США, во Франции, но они рвались домой и при поддержке советского правительства и мировой прессы вернулись в Петроград в начале 1921 года – почти через три года.

Сейчас в Петербурге, во Владивостоке и в Японии существуют клубы «Над нами Красный Крест». В них встречаются потомки тех, кто когда-то имел отношение к необычайному путешествию петроградских детей вокруг света.

ПРИЛОЖЕНИЯ.

ПРОГРАММА СОВМЕСТНОГО СПЕКТАКЛЯ КОЛОНИСТОВ И АРТИСТОВ ПЕТРОПАВЛОВСКОГО ТЕАТРА в феврале 1919 года.

Городской театр
Программа
В среду 2 (15) января 1919 года
В пользу колониии бъженцевъ из Петрограда
Поставлено будетъ при участии беженокъ колонистокъ
1. Сосредоточилась. Ком. вь I д. Волховского Действ, лица
Хвойницкая.......................................М. Дивъева
Петръ Ивановичъ, ея сынъ...................В. Абросимовъ
Атта, ея дочь....................................М. Голикова
Березовъ,.........................................В. Кулыхинъ-Варежскш
Слуга ..............................................X X X
2. Дорогой пощьлуй. Ком. въ I д. Чинарова Действ, лица
Уточкинъ .........................................Б. Сибиряковъ
Мария Петровна, его жена ...................Н. Рункевичъ
Бирюлькинъ......................................М. Мухинскiй
Марья .............................................Кс. Амелина
3. Дивертисменть
Пение..............................................X X X
Декламащя.......................................Р. Гинзбургь
Соло на рояль ...................................Р. Леонтовъ
Балеть ............................................Н. Стокъ
Танцы .............................................А. Сужан, Кс. Амелина
После спектакля танцы, летучая почта, конфетти.
В фойэ буфетъ.
Режиссёр Н.В. Сарматовь

* Доктор Тьюслер пользовался большим авторитетом в Японии как врач и как организатор здравоохранения: создатель госпиталя Святого Луки, основатель школы сестер милосердия, системы охраны детства и т.д. Дом-музей доктора Тьюслера находится на территории госпиталя Святого Луки.

Здесь доктор провел многие годы со своей семьей. Многие подлинные экспонаты рассказывают о жизни и деятельности доктора Тьюслера. Одна из витрин музея теперь полностью посвящена истории спасения петроградских детей.

* Но некоторые воспитатели по различным причинам не поехали в США, а остались на Родине.

* Пишут, что все колонисты вернулись домой. Но в каждом городе один-два ребенка умерли от инфекционных полезней, одна девочка утонула в Приморье, а две дочери «делегата» Спандикова и он сам сгорели в поезде в пути из Петропавловска в Питер.

* Когда было решено отправлять детей не в Петроград, а на жительство во французский город Бордо.

Возмущенные старшеклассники («красные скауты») тут же образовали «революционный комитет за возвращение в Советскую Россию». Он направил руководству Красного Креста самый решительный протест за 400 подписями «Мы во Францию не поедем!»

* Нарком просвещения А. В. Луначарский позже напишет в газете «Известия» (3 апреля 1920 года) следующее: «Всех этих детей Петрограда американцы забрали с собой в бесконечно длинное путешествие, причем нам с полной точностью был сообщен ряд фактов, свидетельствующих о торопливости этого отъезда, граничащей с жестокостью по отношению к детям, и о мучительных передрягах, которые детишкам пришлось пережить. Возмутительнее же всего была самая мотивировка этой жестокой меры: нельзя де оставлять детей в руках у большевиков, которые развратят их».

Транссибирское путешествие с остановками продолжалось свыше двух месяцев. Ехали в товарных вагонах, именовавших теплушками.

* Группа из 13 старших девушек изъявила желание пройти за время плавания курс подготовки сестер милосердия и получила международные дипломы Красного Креста. Девочки помладше охотно стажировались санитарками в судовом лазарете. Большинство из них впоследствии избрало медицину своей профессией по призванию.

* Брэмхолл, который служил в русской миссии американского Красного Креста и сопровождал советских детей от Урала через Сибирь, два океана до финляндско-советской границы, занялся банковскими делами, преуспел ии даже стал акционером знаменитой авиастроительной компании «Боинг». Был женат, но своих детей не имел. Он говорил, что у него есть 850 детей.

* Брэмхолл не дожил до своего 90-летия, которое исполнялось ему в 1981 году. Он трагически погиб вместе с женой у себя дома от руки умалишенного убийцы вскоре после возвращения из Советского Союза.

* Лауреат Государственной премии СССР, народный артист СССР балетмейстер Л. В. Якобсон вместе с младшим братом тоже был колонистом из Красного Питера.