Письмо султана Шамы Аблайханова омскому областному начальнику об отношении его и подведомственных ему людей
к новому устройству в степи*

27 августа 1824 г.

Господину начальнику Омской области султана Шамы Аблайханова, проживающего в Божанском роде Среднего жуза, в Аргынском роде в Божанове

ЗАЯВЛЕНИЕ

Имею большую честь довести до сведения Вашего высокоблагородия, что в прошлом, 1823 году, в декабре месяце, я направил свою убедительную просьбу господину генерал-губернатору и командиру отдельного Сибирского корпуса Петру Михайловичу Капцевичу еще в то время, когда он находился в городе Тобольске и имел честь получить от его высокопревосходительства в ответ письмо, где было указано, что вое мои претензии будут приняты во внимание. Сейчас прошло уже очень много времени, но из моих просьб ни одна не рассмотрена и не удовлетворена.
   Просьбы же мои состояли в том, чтобы, во-первых, отправить к высочайшему двору от меня депутацию. Вторая — относительно окота, угнанного барантой найманцами у подведомственных мне людей. Третья —относительно летних и зимних кочевок. Никаких ответов я до сих пор не получил.
По этим причинам я в глазах (подведомственного мне народа сделался обманщиком. Я со своей стороны всегда готов, добросовестно служить России, но подчиненные мне киргизы, от болышого до малого, упрекают меня в том, что российское начальство не имеет к нам интереса и не обращает на нас внимание и говорят, что если бы оно считало нас за людей, то, по крайней мере, хотя одну нашу просьбу удовлетворило. Каркаралинский же окружной приказ нередко приглашает меня и упрекает в отсутствии интереса. Я хотя об этом говорю подведомственным мне людям, но они наподобие диким степным лошадям или сайгакам надоедают мне и всегда говорят, что хотя ты и просил о летних и зимних кочевьях но ведь на них сейчас, как, например, в горах Эдрес и других, русские производят посев трав и поставили свои караулы, и мы в этих местах не осмеливаемся остановиться на зимовку, потому что наш скот произведет их сену потраву, от чего и возникнет с ними тяжба. Кроме того, они говорят мне, что если я объявил правительству, что наша летняя кочевка доходит до Нуры, то почему тогда русские сердятся, что сейчас мы откочевываем далеко? Я не в силах был им отвечать. В г. Омск и Семипалатинск я ездил один, а что касается приглашения меня в приказ, то мало будет пользы, если я поеду туда один. А подведомственные мне люди на приглашения мои отзываются, что прошло уже три года после того, как они заявили претензии свои на найманцев, но от российского правительства никакой помощи не получили.
   Прошлой весной ко мне в кочевья приезжал сотник Илья Сергеев с указным ахуном и вручил мне устав и объявление почему я каждый день приглашал почетный народ, читал ему это и говорил, что со стороны России ему не будет сделано никакого притеснения, а единственно будут восстановлены тишина и спокойствие, уничтожена баранта и оказана милость со стороны государя. Да и в это лето я все время говорю им об этом. Но этот необузданный народ, подобно диким лошадям, привык в степи чувствовать себя свободно и, боясь возвратиться ныне в свои зимовые места, остановился у речки Тундупе и не смеет разъехаться, боится, как буд­то бы на пути ему встретятся волки или медведи.
   Ваше высокоблагородие, прошу Вас, не обвиняйте в этом случае ни меня, ни подведомственных мне людей, поверьте, что они только боятся! Если Ваше высокоблагородие признает меня султаном, то прошу довести до высочайшего сведения мои просьбы, с которыми я обратился в прошлом, 1823 году в декабре месяце письменно через посланного моего сына Жангера к господину генералу-губернатору. Если же можно будет отправить мою депутацию к высочайшему двору, то это было бы приятно подведомственным моим божановцам. Вы изволите сердиться на меня заочно, что я не еду к Вам и, может быть, считаете меня ослушником, но я в доказательство своей преданности, когда приезжали сотник и мулла с уставом, встретил их, собрал народ и читал ему привезенный ими устав. А так как тогда снег уже растаял, лошади их устали, и на санях дальше ехать было невозможно, я дал им своих 4-х верблюдов и отправил с ними своего сына Жангера, и он проводил их благополучно до тобуклинцев и возвратился с верблюдами через 15 дней. Кроме того, ко мне еще приезжали с приглашением переводчик Добшинский и старшина Ботабай, и я хотел уже ехать с ними, но не мог срочно собрать свой почетный народ, потому что окот тогда был рассеян по разным кочевкам и народ находился в трудном положении от баранты. Во-вторых, приехал ко мне толмач Туголупов из Каркаралинского окружного приказа с письменным объявлением об открытии Кокчетавского округа, что я принял с удовольствием и о чем объявил своему народу. И, в-третьих, когда я находился в своих кочевьях при Баян-ауле, во время поминок по матери моей, приезжали ко мне Кузубай и Михайло Ершов без письма, которые объявили мне, что российское правительство на меня сердится, но по какой причине сердится, мне не известно.
  Если Ваше высокоблагородие считает меня в числе других султанов, то (покорнейше прошу на эту мою просьбу обратить внимание и ответить мне, чтоб я не выглядел обманщиком перед подведомственным мне народом. Мое единственное желание — сохранить в орде тишину и спокойствие, а российскому правительст­ву желаю доброго здоровья, в удостоверение чего султан Шама Аблайханов печать свою ставлю.

1824 года Августа 27 дня.

ЦГИА КазССР, ф. 338, on. I, д. 402, лл. 5 и о6., 6 и об.

Письмо султана Шамы Аблайханова омскому областному начальнику об отношении его и подведомственных ему людей к новому устройству в степи // Материалы по истории политического строя Казахстана. Т. 1. – Алма-Ата: Издательство Академии наук Казахской ССР, 1960. – С. 122-128.