ПАРЕНЬ ИЗ ЦЕЛИНОГРАДА

   Подумалось как-то, не является ли закономерным то, что Поэт как таковой в человеке для широкого круга людей является позже его профессиональной деятельности, выбранной им самим и, конечно же, более надежной для жизни, чем писание стихов. В самом деле, зачем ты, поэзия, нужна была, скажем, для Грибоедова и Тютчева, когда они могли бы спокойно прожить и на дипломатическом поприще? Может быть, они почувствовали, что в них сокрыто до поры до времени нечто такое, что окажется гораздо выше и значительнее того, что они делали сейчас в качестве блестящих дипломатов? Кто знает, как там у них было. Но факт остается фактом: поэзия, жившая в них как бы подспудно, вырвалась, наконец, наружу и, никого не спросясь, решительно потеснила дипломатическую славу высокопоставленных дипломатов. И оказалось, что это навсегда, навечно: великие поэты России Александр Грибоедов и Федор Тютчев сделались величайшей гордостью Земли Русской!
   По аналогии с этими богатырями духа я бы назвал имена и прозаиков, оставивших славою своей далеко позади первоначальную персональную деятельность, каковая у них была вроде бы достаточно высока, - У А. Чехова, например, у инженеров-землепроходцев Гарина-Михайловского, или у нашего современника В. Шишкова. Да мало ли еще кого!
   Вот сейчас передо мной лежат два поэтических сборника, вышедших один за другим в течение двух последних лет и прочитанных мною в радостном удивлении. Правда, мне бы следовало сначала покраснеть, а потом уж порадоваться! Геннадия Гоца я знаю и притом очень близко в течение многих лет, но лишь по московским литературным делам, не собственно, правда, нашим, а другой пишущей братии, что входило в круг его и моих обязанностей: я был главным редактором журнала "Москва", ну, а он, Геннадий Гоц, перебывал во многих ипостасях, связанных с издательской деятельностью. А то, что он еще и прекрасный поэт, я узнал лишь сейчас и только вот из этих двух книг.
   Одну книгу автор назвал "С холмов Крылатского", а вторую - "Озера памяти". И сразу же у вас, мой читатель, возникает вопрос, "а что же означает заголовок ваших заметок, откуда явился этот парень из Целинограда", когда нет уже такого города, и целина, Бесславившаяся многими поэтами, оказалась своею половиной в другой стране, - откуда же?!
   Отвечаю: оттуда же, из Целинограда! А вы найдите оба сборника и прочтите их один за другим, и вы все поймете. То есть увидите, что Целинная эпопея и соответственно Целиноград вошли в сердце поэта Геннадия Гоца как лучшие годы его жизни, как героические ее страницы, как, скажем, Сталинград в моей судьбе. Вот прошло уже без малого шестьдесят лет, а Сталинград меня не отпускает, и я ничего не могу поделать с этим.
   Вот то же самое происходит и с моим, теперь уж очень большим и дорогим моим другом Геннадием Сидоровичем Гоцем. Как бы ни назывались его книги, - но духовно, а по большей части и текстуально, они связаны со святая святых для поэта - с Целиной, поднятой легендарным племенем комсомольцев 50-х и-60-х годов. Целиноград - это его, Геннадия Гоца, Сталинград. Подобно тому, как мы, сталинградцы, проверяли у берегов Волги огнеупорство своих душ, так то же самое делали юноши и девушки на целине, в лютую стужу и не менее лютую жару в бескрайних степях Северного Казахстана. Речь в Сталинграде 42-го и 43-го годов шла о том, как спасти Отечество от смерти. На Целине речь шла о том, как накормить досыта наш народ, только что усилием неимоверным спасшего страну от фашистского бессрочного рабства. Геннадий Гоц, будучи секретарем Целинного крайкома комсомола, писал тогда:

Разве мы не затем замерзали в снегах
Под звенящим от холода небом,
Чтобы твердо стояла страна на ногах,
Чтобы вдоволь насытилась хлебом?
А в конце - поэтическое напутствие комсомольского вожака:

Юность помнить должна:
Дел в стране - океан...

   Волна теплых, ностальгически грустноватых волн обволакивает, обливает душу при чтении стихов о былом - увы, невозвратном! Но только ли одной печалью должны мы заполнять душу свою? Ни в коем случае!
   В прошлом, кажется, году Валентин Распутин, размышляя о нашем нынешнем времени, где с невиданным размахом правит бал Окаянище, коий погаными устами одного из верных ему слуг взамен совести возгласил новый нравственный закон: больше наглости! "И кинулись исполнять вассалы, - говорит Распутин, - это приказание по всем городам и весям". Далее Валентин Григорьевич с тревогой и понятной болью вопрошает, имея в виду себе подобных, живущих по совести, по самым высоким нравственным критериям: "Так чего же хотим мы, на что рассчитываем мы, кому не быть победителями... Все чаще накрывает нашу льдину, в которой мы жаждем надежного берега, волной, все больше крошится наше утлое суденышко и сосульчатыми обломками истаивает в бездонной глубине".
   Кисть большого художника нарисовала ужасающую картину. И если бы в этом месте поставлена была точка, то любой бы из нас, даже самый храбрый, мог впасть в уныние, даже в отчаяние. Но В. Распутин не покидает своей символической льдины, а упорно всматривается вдаль: "должна же быть где-то гора Арарат, выступающая над потопным горизонтом".
Надо только, Валентин Григорьевич, не опускать рук, или того хуже: не выбрасывать перед вражеским нашествием белого флага. Мы не одни, дорогой мой, нас хотя и загнали в полу подполье, но не в угол же! Да, голоса наши обеззвучены в основных каналах телевидения, но твое-то Слово, вопреки всему, звучит, да еще как звучит!
   Нам только ни в коем случае нельзя забывать о своих союзниках, наших духовных единоверцах, таких вот, как Геннадий Сидорович Гоц, который с крохотной группой своих помощников, в невероятно тяжких, прямо-таки удушающих условиях удержал на плаву ту льдинку, то самое судёнышко с прежним, радующим душу нашу названием "Дружба народов". Именно там явился перед читателем Мустай Карим уже в новой ипостаси - как великолепный прозаик. Там дана, наконец, жизнь многострадальному "Моему Сталинграду" и немалому числу произведений других писателей!
Да, Валентин Григорьевич. Есть, есть вожделенный нами тот берег!

Михаил АЛЕКСЕЕВ,
Лауреат. Государственных премий СССР и РСФСР
им. А. М. Горького, Международной премии им. М. А. Шолохова
и Всероссийской литературной премии "Сталинград",
Герой Социалистического Труда.

25.07.2002 г.

Геннадий ГОЦ

"В тех палатках, землянках, вагонах..."

Товарищам ученым
В завьюженной, степи, героям хлеба
Путёвка в космос чудится давно,
Они ночами на алмазы неба
Глядят, дыханьем отогрев окно.

Я с ними вместе жил в палатках тесных
И на прицепах резал степь во мгле,
Их жизнь мне стала самой звучной песней
На беспокойной и родной земле.

У них у сердца красная путёвка,
Крылатый подвиг - вот её цена!
Лететь на Марс - а где же подготовка?
Есть подготовка - Братск и Целина!

Пришёл приказ - для жизни, а не смерти
В свой первый путь корабль рванулся ввысь!
Товарищи учёные, поверьте:
Без этих хлопцев вам не обойтись!

Целиноград
12 апреля 1961 г.

Целина

Не глыбы мрамора поставили...
Мы в зной кромешный и в пургу
Здесь молодость свою оставили,
На этом жёстком берегу.

Здесь будут годы перекатами,
Как море хлебное шуметь.
Хочу, чтоб навсегда солдатами
Товарищи остались впредь.

А сердце не изменит памяти,
Как новой радостной весне,
Года, вы в ней ничто не сгладите,
И жить минувшему во мне.

Целиноград
1965 г.

Вечен хлеб

Первоцелиннику,
Герою Социалистического Труда
В. А. Дитюку

На полях Дитюка изумрудной волной,
Словно утро земли, молодая пшеница.
На висках Дитюка - лёгкий иней степной,
Будто след от пурги серебрится.

Это - время твоё.
Это - совесть твоя.
Правда каждого дня и лихого мгновенья.
От беды
заслонённая сердцем земля.
Это - гордая песнь моего поколенья.

Комсомольский вагон, мы расстались с тобой,
Чтоб в вагончике тракторном нас покачало.
За рекой Колутоном
морозной порой -
И судьбы, и дороги целинной начало.

Вот он, бронзовый блеск молодого лица,
И во взгляде азарт, неподвластный циклонам.
Оттого, знать, так дружно растут деревца
На земле Дитюка, за рекой Колутоном.
Тридцать вёсен твоих,
Жарких лет,
Вьюжных зим
Не согнули и в зной, и в ненастье -
Вижу: рядом идёт по дорогам, твоим
Чья-то юность искать хлеборобское счастье.

Пусть же честно своею пройдёт бороздой,
Да не только весёлым и лёгким аллюром -
За рекой Колутоном,
За Обью-рекой,
За широким, как степь, за таёжным Амуром.

Хлебопашец в полях. А вокруг - зеленя...
Тут труды, и тревоги его, и заботы.
День настанет - колосьями тихо звеня,
Степь-кормилица всех позовёт на работы.

И польётся зерно в бункера, на тока,
На ладони, что в ссадинах не от забавы.
В тех, землёй и железом пропахших руках -
И покой, и надежда, и сила державы.

Не померкнет в летах этот след,
Этот бой.
Вечен хлеб! Значит, подвигу вечно светиться
Золотою звездой,
Золотою судьбой,
Золотою целинной пшеницей...
Целиноград 1984 г.

Пролетев над бывшей целиною
Пролетев над бывшей целиною,
С Астаной я повстречаться рад,
Хоть названье города, не скрою,
Ближе мне -
степной Целиноград.

Праздник книги возвещают трубы,
В честь акынов и цветы, и туш.
Средь певцов, поэтов, книголюбов
Столько родственных встречаю душ.

Вот акына песня прозвучала
И поэта мудрые слова.
Площадь двуязычно принимала
Праздник книги "Астана - Москва".

Книгочеев ведь узнаешь сразу:
С книгами они везде на Вы.
Не металл я вез им, не алмазы -
Библиодарение Москвы.

Старый друг зовет -
пришла минута:
- Ты ведь наш.
Вот микрофон, иди!
Сердце зачастило почему-то -
В молодость прыжок.
Не подведи...

Знаю, здесь пшеница -
высшей пробы,
Люди - высшей пробы!
Наизусть
Я стихи прочту.
И хлеборобам
Низко-низко в пояс поклонюсь.

Март 2ОО2 г.