Трусов В. Ступени трагедии//Нива. – 1991. - № 5. – с. 72 – 78.

11 сентября 2012 - Administrator

Ступени трагедии (Открываем архивы 20 – 30 годов)

КРЕСТЬЯНСКИЕ ПИСЬМА

Из села в село, из аула в аул какими-то неведомыми путями настойчиво и упрямо распространялись слухи о том, что едут в наши края, в Петропавловский уезд, Иосиф Виссарионович Сталин и с ним Михаил Иванович Калинин. И в тесных крестьянских хатенках, и саманных казахских мазанках, услышав об этом, крестьяне с удовлетворением говорили:"Ну, слава Богу! Наконец-то! Уж они разберутся! Уж они им зададут!" (А кому - ИМ, было без слов понятно...)

И как-то так получилось, что словно по негласной команде из разных концов уезда собирались люди на станциях, целыми днями ожидали поезда.

- Говорят, что на всех остановках будут останавливаться и людей расспрашивать: как и что - судачили крестьяне. В разговорах узнавали друг от друга о бесчинствах уполно-моченных по хлебозаготовкам и коллективизации, о нависшей страшной беде - голоде, таком же беспощадном, как и в недавнем 1921 году.

- Значит, узнал Сталин про наши беды, - удовлетворенно говорили земледельцы, - дошли до него наши письма и жалобы!

Действительно, в начале 1930 года из многих сел Приишимья отправлялись в далекую столицу в самодельных конвертах письма и целые петиции в адрес "Главного Секретаря ЦК ВКП(б) И. В. Сталина".

В один из мартовских дней 1930 года в селе Явленна сочиняли крестьяне обширное послание Сталину, и не только от себя лично, - "от всех крестьян Казахской АССР":

"...В 1929 году в нашем районе случилось сильно ужасное стихийное бедствие: хлеб - самый главный источник нашего сельского хозяйства, погиб на 85 процентов. И в этом году был сильный неурожай.

После молотьбы пришло к нам постановление такого рода: кто намолотил хлеба на еду по одному пуду в месяц и на пять десятин - семян, то это - норма. Тому ничего не налаживать (то есть не облагать налогом - В. Т.). А у кого больше этой нормы, тому сдать излишки государству.

Тут покрутились-покрутились наши крестьяне, деваться некуда. Пришлось везти хлеб...

Через месяц опять новое распоряжение. Как раз на первое декабря приехал уполномоченный из РИКа и строго заявил декрет по хлебозаготовке: каждому гражданину ос-тавить только на харчи по одному пуду в месяц, а все остатки сдать государству на семена. И все это выполнить в 3-х дневный срок. А кто не выполнит, тот сразу попадет под суд...

Тут сразу все наши граждане повесили головы. Вот это, - говорят, - так дождались помочи от государства, вот так добились свободы и поизбавились от ярма тяжкого! Оно, выходит, наоборот - что скинули с нас одно ярмо, а надели

- три, да еще такие тяжелые, что уже 12-й год мучимся и никак их не скинем. А еще хуже и хуже! Вот в этом году, видно, придется погибнуть от такой свободы.

Как бы то ни было, а пришлось крестьянам со слезами отдать свой хлеб. Но и это еще не все!

После нового года уже оставили только по три фунта по контрольному списку. И уже так выкрутили, что уже и сейчас некоторые пухнут от голода. Хлеба им не дают, посылают на рынок. На рынке хлеба никогда не бывает. А в городе - 100 верст от нас - на рынке есть хлеб: пшеница по 6-7 руб. за 1 пуд. Тут же видно, что крестьянам этого хлеба не есть, потому что, первое: крестьянину не на чем поехать так далеко; во-вторых, не на что купить такой дорогой хлеб. Вот до чего довела нас социализма. Теперь просим правительство Советского Союза разобрать наше дело и облегчить нашу тяжелую жизнь".

Из далекого, глухого села Журавленка крестьяне Валуев и Кальников жаловались в своем послании вождю:

"Мы прямо говорим, что в нашем районе идет большая растрата народного положения. Тысяча народов идет наутек. Идет мор детей, погибают с голоду от недостатков продуктового материала..." Дойдут ли письма, не попадут ли в руки лихого человека? Боязно было писать. Но нужда заставляла их идти на этот гражданский подвиг. Письма не дошли до вождя, вернулись обратно: сначала - в Казкрайком ВКП (б), потом - в обком и райком. О реакции райкома на письмо явленских крестьян красноречиво говорит тут же последовавшее циркулярное письмо всем партийным ячейкам под грифом "Совершенно сек-ретно": "Все административные взыскания, как-то: штрафы и прочее, наложенные согласно постановления ВЦИК или по решению народного судьи, за что бы они ни были, связанные с проводимыми кампаниями, приводить в исполнение немедленно после решения, не допуская какой-либо жалости... Секретарь РК ВКП (б) Потапов."

А на письмо журавлевцев первый секретарь обкома партии Беккер откровенно писал в ЦК:

"...Область уже третий год подряд постигает неурожай. В прошлом году наряду с правильной политикой и практикой хлебозаготовок допущен был целый ряд губительных перегибов, которые выразились в том, что хлебозаготовки проводились главным образом путем голого администрирования. Во многих местах забирали не только семенные фонды, но и часть продовольственного зерна. Особенно большие перегибы были допущены в обобществлении скота. Почти все, вплоть до птиц, обобществлялось в большинстве мест. На этой почве под влиянием кулацко-байской агитации и ввиду слабой нишей работы скот забивался хищнически. Аулы откочевывали со своими стадами в степи, уходили колхозники целыми группами из пораженных недородом районов ввиду острой нужды в продоволь-ствии в другие области Союза..."

Не дождались крестьяне заветного поезда. Не пришла к ним помощь, о которой просили в своих посланиях в Кремль. А

тучи всенародного бедствия над степными просторами Северного Казахстана начали сгущаться еще в начале 1928 года.

ХЛЕБОЗАГОТОВКИ

Это слово для нас звучит обыденно. Многим оно ни о чем не говорит. А в те годы, когда разворачивалась коллективизация, слово это многих приводило в смятение, а то и в ужас.

Как известно, в 1927 году в стране было собрано хлеба на 45 миллионов центнеров меньше, чем в предыдущем.

Крестьянские закрома не пустовали. Войны нет. Зато появился "хлебный фронт". Из Кремля посылались директивы на места с требованием "поднять на ноги партийные ор-ганизации, указав им, что дело заготовок является делом всей партии", что "в крестьянской работе в деревне отныне делается ударение на задаче борьбы с кулацкой опасностью". Для Сталина кризис хлебозаготовок объяснялся "кулацкой стачкой". Зрели планы уничтожения кулака как класса и поголовной коллективизации крестьянства.

В начале января 1928 года в Петропавловск пришла телеграмма за подписью Сталина (через Казкрайком), в которой губкому партии категорически предписывал ось: "добиться решительного перелома в хлебозаготовках в недельный срок... Установить максимально ускоренные сроки всех платежей крестьянства казне по налогам, штрафованиям, семссудам. Развернуть кампанию по распространению крестьянского займа и сбор кооперативных паев... Установить дополнительные местные сборы на основе законов о взыскании недоимок. Применять немедленно жесткие кары, в первую очередь в отношении кулачества".

В Цепи мероприятий по организации "гражданской войны" с кулачеством и изъятию хлеба у "главного держателя излишков" важное место занимала поездка Сталина по округам Сибири в январе-феврале 1928 года, во время которой многие поплатились за "мягкотелость", "примиренчество", "срастание с кулаками". Прошло совещание и в Омске, где участвовала делегация от Акмолинского губкома. "Зарядка" была внушительная. Недаром на пленуме губкома (апрель 1928 года) в докладе ответ, секретаря уже говорилось о перегибах:"...мероприятия по линии статьи 107 (уголовного кодекса) в отдельных случаях задевали середняка и бедняцкие массы населения... Товарищи вводили в свою работу разверсточные методы...".

Сталин требовал бросить все лучшие силы партийной организации, включая членов бюро, президиумов исполкомов в деревню и оставить их там до решительного перелома. Через некоторое время секретарь Петропавловского окружкома партии Гринблат телеграфировал Сталину (30 мая 1929 года):"...В порядке мобилизации в 14 хлебных районах довели число работающих на заготовках до 206 коммунистов, командированных в качестве уполномоченных по хлебозаготовкам. Кроме того, в районы выехали члены бюро окружкома. Районы тоже мобилизовали все наличные силы парторганизации...".

Так рождался институт уполномоченных. Коммунисты, комсомольцы, командированные в колхозы, жили там порой по 6-8 месяцев. Если крестьяне им угрожали расправой за меры по "выкачиванию" хлеба, то партийные органы грозили судом, исключением из партии за "мягкотелость" и срыв заготовок, "за искривление линии партии". В газете "Смычка" однажды (15 октября 1929 года) был опубликован броский заголовок: "Уполномоченные и работники сельсоветов, дающие поблажки кулакам и проявляющие преступную халатность, пойдут под суд, как вредители!"

Каждые десять дней посланцы партии в деревню отчитывались о работе. В одном из таких отчетов уполномоченная Лебедева писала в окружном партии:"... Здесь работать больше нельзя. Все недовольные поднимают головы, готовы нас разорвать. Все считают нас виновниками, что мы оставили их без хлеба. Кричат, не дают говорить. Вечером опасно ходить. Вы отправили нас без всякого оружия... Работа крайне трудная. Со слабым характером и мягкотелостью тут ничего не сделаешь. Садиться под арест за невыполнение плана не хочется. Разрешите выехать в Петропавловск, у меня остался малый ребенок, брошенный на чужой присмотр, много раз без меня хворал, жить без него больше прямо не могу...".

О методах хлебозаготовок, применявшихся в те годы против крестьянства, рассказывает в своих воспоминаниях ветеран труда А. В. Беломоин:

"В каждом селе организовывали из представителей бедноты по два комсода - комиссии содействия. В комсоды вызывали крестьян, у которых по сведениям комитета бед-ноты должен быть хлеб. Почти все вызванные в комсод заявляли, что у них хлеба нет... У особо упорных, которые "высиживались" в комсодах по 2-3 суток, но хлеба сдавать и не думали, мы делали обыск.

Вечерами я работал связным между комсодами: Боголюбовским, Надежки и Вознесенки. Объезжал все комсоды, собирал отчеты. Во всех комсодах я встречал измученных бессонницей крестьян. А делалось это так. После того, как крестьянин говорил, что у него нет хлеба, его посылали в другую - нетопленую комнату и говорили: "Посиди, подумай..." Часа через три вызывали: "Ну что, надумал?" Крестьянин отвечал: "Нет у меня хлеба". Писали записку в другой комсод: "Подержи этого часа четыре, потом направь обратно к нам. "Вручали записку крестьянину.

- Иди в другой комсод, передай вот эту записку.

Так гоняли крестьянина из комсода в комсод сутками, и дни и ночи.

Каждый комсод заготавливал по 100-120 пудов в день. Повыкачали мы хлеб, и его у крестьян действительно осталось мало или совсем семьи остались без хлеба. Весной многие совсем отказывались сеять, мотивируя тем, что посеянное уберешь, а хлеб отберут".

О масштабах заготовок свидетельствует такой факт: в 1926-27 хозяйственном году в Акмолинской губернии было заготовлено хлеба и масла в два раза больше, чем в предыдущем - 16,5 млн. пудов зерна и 34 тыс. тонн масла. Хлебозаготовки составили в губернии 44 процента объема республиканских, а мясные и скотоводческие - 44,5 процента. Причем на Петропавловский уезд приходилось 75 процентов хлебозаготовок губернии.

Проводившиеся кампании по заготовкам скота с самого начала приняли характер чрезвычайных акций, характерных для времен "военного коммунизма".

Особенно больно ударили они по казахским хозяйствам. Нередко в хозяйстве "на развод" оставляли 2-3 барана, что обрекало семью на голод.

Руководители партийных и советских органов работали в эти годы буквально на износ - постоянно находились в экстремальных условиях, стрессовом состоянии из-за явно завышенных плановых заданий и жестких требований выполнить их любой ценой. Вслед за сталинскими и молотовскими директивами с угрозами репрессий шли телеграммы из Казкрайкома за подписью Ф. И. Голощекина, требовавшего репрессивных мер против хозяйств, допустивших "позорное отставание в хлебозаготовках". Предлагалось прекратить им завоз товаров, лишить кредитов, изъять органами ОГПУ "контрреволюционные элементы", "провести зверский нажим" и т. д. "Невыполняющих кулацко-байских элементов арестовывайте, конфискуйте имущество, выселяйте через ГПУ... Немедленно завершите эту работу по-большевистски".

Заготовительные кампании пропагандистски освещались прессой как классовая борьба с кулаком - укрывателем излишков хлеба, "дезертиром хлебозаготовительного фронта", не желающим продавать государству излишки хлеба по твердым ценам.

Если учесть, что кулаков было всего два процента от общего количества крестьянских хозяйств, то становится понятным этот прием, с помощью которого воздействовали и на середняка, и на бедняка.

В разгар кампании местная газета "Смычка" буквально пестрила жесткими, похожими на военные сводки заметками об изъятиях, конфискациях, ссылках, штрафах, репрессиях против крестьян, пытавшихся как-то сохранить свою жизнь, жизнь детей, оставляя или утаивая остатки хлеба в закромах или тайниках. "В селе Полудино, - сообщает газета, - сельсовет и комсод Беспалову Григорию дает один день срока, чтобы достать 200 пудов. В случае невыполнения будет предан суду. Причем, комсод требует выселения его из пределов округи как злостного врага Советской власти". И таких сообщений немало.

В ходе хлебозаготовительных кампаний широко применялись 107 и 61 статьи Уголовного Кодекса РСФСР, по которым были осуждены и подвергнуты административному наказанию тысячи североказахстанцев. В телеграмме окружкома партии в ЦК ВКП (б) от 2 декабря 1929 года называются цифры, характеризующие карательные меры к "несдатчикам" пи Петропавловскому округу в истекшем году - лишены свободы 898 чел, осуждены к принудительным работам - 275, высланы - 481 чел.

На миллионы рублей взыскивались штрафы и изымалось имущество, тысячи голов скота конфисковывались за несдачу хлеба.

Закон от 7 августа 1932 года "Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности" усилил контроль за использованием продовольственных ресурсов на местах. За умышленное сокрытие хлеба, посевов грозил расстрел, а при "смягчающих обстоятельствах" - десять лет тюрьмы с конфискацией имущества. В Казахстане по этому закону только за первый год его действия было осуждено более 33 тысяч человек.

КОЛЛЕКТИВИЗАЦИЯ

В ходе хлебозаготовительных кампаний и в непосредственной связи с ними первоначальный курс партии на всемерное развитие всех форм кооперации в сельском хо-зяйстве, одобренный XV съездом ВКП (б), трансформировался в курс на массовую коллективизацию. После Сталинской директивы от 13 февраля 1928 года, требовавшей "поднять на ноги партийные организации" и ликвидировать кризис в хлебозаготовках, местные партийные органы получили письмо В. М. Молотова от 1 марта 1928 года "О весенней посевной кампании". "Вся работа местных парторганизаций, - говорилось в нем, - будет расцениваться в зависимости от успехов в деле расширения посевов и кол-лективизации крестьянских хозяйств". Была дана четкая партийная директива: перевод сельского хозяйства на путь крупного обобществленного производства рассматривается как средство решения хлебной проблемы в самые короткие сроки с одновременной ликвидацией кулачества как главного врага Советской власти. Отбрасывались ленинские идеи постепенного, добровольного кооперирования крестьянства через "мирную организационную "культурную" работу" и определялся путь чрезвычайных, административных мер для форсированной, принудительной коллективизации крестьян.

И вот под сильнейшим нажимом сверху в Петропавловском и других уездах Северного Казахстана, как и повсюду в стране, партийные, советские, комсомольские органы и организации были тотально мобилизованы на массовую кампанию по созданию колхозов и раскулачиванию зажиточных крестьян. Во всех районах проводились конференции, слеты. По воспоминаниям ветеранов, в селах начались бесконечные ночные собрания, составлялись списки имущества, наличия скота, сельхозинвентаря. "Мужики под нажимом комбедов и уполномоченных записывались в колхозы, - рассказывал в своих воспоминаниях ветеран труда А. Беломоин, - а их жены с ревом на все село вели объединять коров. Записавшихся обязывали объединять лошадей, овец, пахотные земли, инвентарь. Тут пошли слухи, что надо объединять птицу: гусей, уток, кур..."

Ленинский принцип добровольности был отброшен. Всякий, кто не хотел вступать в колхоз, объявлялся кулаком или подкулачником. Наказание за это - лишение избирательных прав и раскулачивание, т. е. конфискация имущества и лишение свободы. Такими способами "коллективизации" удалось за январь-март 1930 года объединить в колхозы более половины хозяйств. Созданные ранее как кооперативы товарищества по совместной обработке земли (ТОЗы), вопреки желанию крестьян стали преобразовываться в артели, где принудительно обобществлялся даже мелкий скот и птица.

Немало острых конфликтов было в ходе землеустройства колхозов. Как правило, им отводились лучшие земли. Так требовала инструкция Наркомзема. Это вызывало протест у единоличников. Дело доходило до драк и стрельбы.

Обстановку на селе еще более обострило принятое летом 1929 года решение о запрещении принимать в колхозы кулацкие семьи. Это раскололо крестьянство, вызвало озлобление со стороны крепких, зажиточных семей, усилило их сопротивление коллективизации, восстановило против заготовок хлеба и других мероприятий Советской власти. Об этом Петропавловский окружной комитет партии информировал Правление Окрколхозсоюза летом 1929 года:"...Вокруг колхозного строительства, особенно создания крупных колхозов, ведется ожесточенная классовая борьба. Кулацкие и зажиточные элементы деревни используют все возможности: через общие собрания, действуя исподтишка, организуя подкулачников, женщин, распространяя разнородные нелепицы о колхозах, (используя) религиозные мотивы, (путем) проникновения в колхозы кулацких и бойкотированных элементов, (делают все), лишь бы разложить коллектив и подорвать идеи коллективного строительства..."

В конце декабря 1929 года Сталин объявил о переходе к политике ликвидация кулачества как класса. Вскоре "Правда" опубликовала передовую статью: "Ликвидация кулачества как класса становится в порядок дня", где прозвучал призыв "объявить войну не на жизнь, а на смерть кулаку и в конце концов смести его с лица земли..."

Раскулачивание принимало порой самые уродливые формы. В директивах, доведенных да местных органов, определялось, что число ликвидируемых кулацких дворов в общей массе хозяйств должно быть в пределах 3-5 процентов. Но во многих районах такого количества кулаков не набиралось. Однако под нажимом "сверху" эта цифра как правило перекрывалась за счет раскулачивания середняков. Достаточно было иметь две лошади или дом под железной крышей, чтобы попасть в разряд кулаков. Погоня за перевыполнением разнарядки углубляла допускавшиеся "перегибы". Например, в Красноармейском районе "на-скребли" 496 кулацких дворов или 7 процентов от общего их количества. В с. Надежка (Булаевский район) комитет бедноты с большим трудом после многих изнурительных собраний составил список десяти хозяйств, подлежащих раскулачиванию. Прибывший уполномоченный райкома партии активистам устроил разнос: Такое село - и всего десять! Да вы - либералы, примиренцы!" и т. д. Снова две или три ночи шли собрания. Добавили в список еще четыре хозяйства. К каждому дому этих семейств вскоре подъехали подводы. Представители власти приказали всем подлежащим выселению одеться, взять самое необходимое из продуктов на три дня. Сельчане со слезами провожали раскулаченных - "эксплуататоров" с мозолистыми крестьянскими руками.

Имущество раскулаченных тут же делилось среди колхозников: кому - дом, кому - корову, баранов и т. д. Часть имущества шла в неделимые фонды колхоза. Раскулаченным нередко оставляли только белье.

О произволе и насилии в ходе этой кампании свидетельствуют оперативные донесения окружного отдела ОГПУ. В одном из них говорится:

"Петропавловский пункт 6 марта (1930 г.). Доставлено из Ворошиловского района 42 семьи - 210 человек. В числе их 26 семей сомнительных, есть безобразные факты: из Текущей доставлены одиночка Гребнев - двенадцати лет, отец - в ИТД (исправительно-трудовой дом - В.Т.); из Боголюбовской - две женщины больные после родов; из Новоникольской - семья: две девочки двенадцати-шестнадцати лет; мальчик-одиночка - Дружевецкий, 16-ти лет..." и т. д.

В другой оперативке отмечалось, что "доставленные" о высылке предупреждены не были, прибыли без теплой одежды и продовольствия. Продолжают поступать сведения о произвольных действиях: в Вознесенке Ворошиловского района выгоняют из домов бедняков, середняков; отбирают последнюю одежду. Продукты, имущество свалены в амбарах, учета нет, расхищаются. В Пресновском перегибы исправляются: в Ксеньевке возвращено имущество восьми середнякам, в Крутоярке - пяти...

Возвращение домой неправильно раскулаченных событием было далеко не радостным. Пострадавшим приходилось силой освобождать свои дома, отнимать своих коров у новых хозяев, со слезами разыскивать остатки своего имущества.

Как свидетельствуют документы, из 5367 хозяйств, раскулаченных в Петропавловском округе, 1544 (или 29%) оказались хозяйствами середняков и бедняков. А в Трудовом и Ворошиловском районах (окрестности г. Петропавловска) из 1266 раскулаченных хозяйств 576 оказались бедняцкими и середняцкими.

Борьба с капиталистическими элементами и изъятие их из экономики продолжались до конца первой пятилетки, а в ряде районов и позже. Эта кампания охватила и городское население: ликвидировались частные кустарные мастерские, магазины и лавки, а также индивидуальная розничная торговля. Дела рассматривались форсированным темпом с последующим выселением "классово-враждебных элементов" в спецпереселенческие поселки.

СПЕЦПЕРЕСЕЛЕНИЕ

Документы по спецпереселению, может быть как никакие другие, ярко и убедительно свидетельствуют о том, как крепла и активизировалась административно-командная система в стране, как "набирала обороты" карательная машина в подавлении всякого инакомыслия и инакодействия, как страна неудержимо приближалась к той высокой волне сталинских репрессий, унесшей миллионы человеческих жизней. Известно, что число административно выселенных кулаков за период 1929-1933 гг. достигло в стране почти миллиона человек. Из европейской части страны на Восток отправляли сотни вагонов со спецпереселенцами. Немало их было доставлено и в Северный Казахстан.

С конца апреля 1931 года в область начали прибывать железнодорожные эшелоны спецпереселенцев, или как они назывались в документах "зажиточный кулацкий элемент", из Поволжья, Центральной Черноземной области, станиц Дона и Кубани. Здесь были и "кулаки-эксплуататоры", и "саботажники", и "контрреволюционные агитаторы" (однажды обронившие, скажем, слова: "Создали колхоз, - теперь наголодаемся"). К началу сентября число прибывших достигало 172 тысячи человек. Это были русские, украинцы, мордва, татары, белорусы - люди 53-х национальностей - ехавшие в основном семьями. В неотапливаемых вагонах, в необорудованных пристанционных лагерях, в землянках, где они жили до распределения по районам, царили голод и болезни. Только за 3 месяца умерло около 3-х тысяч человек, за год - около 30 тысяч.

Анна Ивановна Рекина - одна из тех переселенцев - писала в своих воспоминаниях:

"Когда людей стали делить на кулаков, подкулачников, середняков, наша семья оказалась в середняках. И все равно в 1930 году отобрали всю живность - лошадь, корову, овец, птицу. Все из закромов выгребли под метелку, лишили права голоса и повесили на ворота черную доску с надписью "Бойкот". Детей исключили из школы. Нам запрещалось посещать клуб и библиотеку. Соседи и родные боялись к нам заходить, чтобы не навести на себя беду...

У нас забрали все. Все - не то слово. У детей поотбирали даже запасное белье. Приказали надеть все старое. Разрешили взять ветхую постель и по ложке и чашке на челове-ка. С тем мы и покинули родной дом. Было нас таких шесть семей. Затем нас повезли из Саратовской области в казахстанскую степь. Везли действительно в вагонах смерти. Набиты они были до отказа. Можно было только стоять или сидеть. Никому не было до нас дела. За 15 суток езды нас четыре раза кормили теплой баландой, а в остальное время выдавали хлеб на весь вагон, который мы делили сами. Одно или два ведра для туалета. Почти не было воды. Всю дорогу - детский плач, стоны, духота, зловоние. Взрослые и дети умирали в вагонах и лежали между живыми. Все ждали, когда, наконец, остановится состав. Затем трупы выносили и наскоро присыпали землей.

Это - ужасно. Человеку, который не пережил спецпереселение, представить себе невозможно.

По приближению к Казахстану, видимо, по какому-то плану людей стали пофамильно высаживать на станциях. Мою семью вместе с рядом других высадили в степи, не доезжая до станции Осакаровка Карагандинской области. Выдали вместо хлеба муку, воду, несколько лопат, ломов. И вот люди закопошились, стали долбить землю, делать подобие печек, чтобы как-то сварить затируху, нагреть воды. Дело ухудшалось тем, что, когда нас в Саратовской об-ласти садили в вагоны, всех обыскали и отобрали бумагу, карандаши, теплые вещи. Когда высаживали, снова обыскивали. Так что были мы без всего...

Мы вырыли ямки, накрыли их хворостом и землей. Жили в них до морозов. Спали на земле. И с первых же дней - работали, работали, работали... Все - дети и старики

- нарезали дерн, возили на себе и строили бараки, которые покрывали хворостом, дерном, землей (без полов и потолков). Так строили, пока можно было резать дерн и месить глину. Уже по снегу переселились в свои бараки. В каждом было по 12-14 семей, перегородки не ставили. Спали все вповалку на земляном полу. На каждый барак - две или три "буржуйки". Стены и потолки были белыми от изморози. Топлива почти не было. Вода в бараках замерзала. Спали мы в одежде и обуви. Заедали вши. Начался голод. Людей одолевал тиф, дизентерия, цинга. Люди умирали и замерзали ежедневно: в постелях, на улицах. Хоронить их было некому. Трупы оттаскивали в степь и засыпали снегом. К весне выжили процентов 40-50 жителей поселка. __ Были мы истощены до крайности...

К весне 1931-го выжили только самые сильные. Детей и стариков почти не осталось".

Главная масса переселенцев была размещена на юге области - в Карагандинской и Осакаровской группе поселков. В других районах области люди размещались в присовхоз-ных поселках. О жилищных условиях спецпереселенцев в одном из архивных документов говорится так:"...Сырость от неотстоявшихся стен, скученность, часто по пяти семей в одном помещении без перегородок, на полу без кроватей или хотя бы топчанов, недостаток печей и плит и к тому же систематический недостаток в топливе, отсюда холод в помещениях и перебои приготовления горячей пищи..." В отчетах отмечалась значительная убыль среди спецпереселенцев. Причины: значительная смертность, побеги, пропажи без вести. В 1932 году более 16 тысяч человек болели сыпным тифом, 17,5 тыс. - цингой.

Местные баи и кулаки, подлежавшие изоляции в административном порядке, размещались в поселках внутрирайонного расселения. Как отмечалось в письме обкома пар-тии в адрес райкомов (март 1932 года), в этих поселках ощущалась острая нехватка продовольствия, росла заболеваемость и смертность.

Позднее в Северо-Казахстанскую область поступали новые партии спецпереселенцев. Например, в 1933 году прибыли семьи из республик Средней Азии - так называемый "байско-феодальный элемент" - осужденные на срок не более 5 лет. Многие из прибывших в Казахстан позднее были сняты со спецпоселения, за ударный труд восстановлены в правах, но на родину вернулись немногие. Большая их часть осталась на постоянное жительство в поселках. В годы второй пятилетки поселенцы, освоили 700 тысяч гектаров целинных земель, организовали 5 МТС, 45 сельхозартелей, около 200 животноводческих ферм. Для многих людей, чьи судьбы были деформированы молотом сталинских репрессий, Казахстан стал вторым родным домом. Гостеприимство республики помогло пережить им суровые испытания.

"ПЕРЕГИБЫ"

Численный рост колхозов вдохновил местных руководителей на пересмотр сроков коллективизации и раскулачивания в сторону их сокращения.

В декабре 1929 года бюро окружкома партии принимает постановление о сплошной коллективизации округа в течение 1930 года (а не к весне 1932 года, как намечалось в известном постановлении ЦК ВКП (б). Состоявшийся же через два месяца IV пленум окружкома партии в резолюции по докладу о колхозном и совхозном строительстве еще больше сокращает сроки. Он требует усиления темпов работы "для коллективизации всех батрацко-бедняцких и середняцких хозяйств села и аула К НАЧАЛУ ВЕСЕННЕЙ ПОСЕВНОЙ КАМПАНИИ 1930 года. А чтобы достигнуть этого, "нужно только перестроиться, повысить темп работы, улучшить качество партийного руководства..."

Стремление завершить коллективизацию в два месяца привело к нездоровому соревнованию районов. В этом нелепом соперничестве пальму первенства завоевал Пресновский район. Райком партии отчитался, что в конце декабря 1929 года там было объединено в колхозы 80 процентов крестьянских дворов, а 6 сельсоветов (Островка, Казанка, Лопушки, Железное, Пресновка, Святодуховка) завершили коллективизацию полностью.

Однако организационно кампания по проведению сплошной коллективизации и раскулачиванию не была подготовлена. На местах работники не получили четких директив и действовали "на свой страх и риск". Вся подготовительная работа заняла две недели и свелась к проведению пленумов райкомов, а весь процесс раскулачивания прошел с 10 по 20 февраля.

Перегибы в раскулачивании, коллективизации вызвали естественный протест в крестьянской среде. По стране прокатилась волна вооруженных крестьянских выступлений. Только за январь-март 1930 года их было более двух тысяч. Были вспышки сопротивления и в Северном Казахстане. Из Явленки, например, райком партии сообщил в феврале 1930 года в окружном о появлении вооруженных конных отрядов от 2 до 8 человек, о раскрытии заговора в Спасском сельсовете.

Создавшаяся обстановка заставила руководство партии внести коррективы в политику форсированной коллективизации, приостановить гонку "за темпом".

2 марта 1930 года в "Правде" появилась статья Сталина "Головокружение от успехов", а затем постановление ЦК "О борьбе с искривлениями партлинии в колхозном движении", где публично осуждены "перегибы". Вся вина за случившееся была возложена на местных работников. Последовали показательные экзекуции "нарушителей воли партии". За "ошибочную линию в колхозном движении" бюро Петропавловского - окружкома партии было распущено Казкрайкомом ВКП (б). Работники, допустившие произвол и насилие, привлекались к, судебной ответственности.

На седьмой Казахстанской краевой конференции ВКП (б), проходившей в Алма-Ате с 30 мая по б июня 1930 года, в резолюции отмечалось:

"С большевистской прямотой конференция признает перед партией ошибки.

Эти ошибки заключаются: в форсировании темпов коллективизации без учета реальной обстановки каждого района и отрасли хозяйства; в нарушении принципов добро-вольности, в механическом перенесении темпов и форм коллективизации земледельческих районов в животноводческие..."

Несмотря на публичные признания ошибок и некоторую работу по "выпрямлению" линии партии в коллективизации, перегибы в скотозаготовках, обобществлении скота в дальнейшем приняли угрожающие размеры. По республике к февралю 1932 года 87 процентов колхозников и 51,8 - единоличников полностью лишились скота. На всю Кара-гандинскую область к весне того же года на подворьях осталось всего 500 голов рогатого скота, 260 свиней и около семи тысяч овец.

О том, как обобществлялся скот в Булаевском районе, рассказывается в сводке обкома партии:" Председатель Надеждинского сельсовета Докушев и его зам. Тумашев, ворвавшись в дом колхозника тов. Супко, приказали ему под страхом расстрела стать лицом к стене и не шевелиться. Этот акт Докушев и Тумашев проделали с целью обуздать колхозника, возражавшего против взятия у него коровы. Силой оружия корова была отобрана.

На хуторе Еремеевском те же люди вместе с секретарем кандидатской группы Максименко 60-летнюю старушку (Е,Ф. Андреенко - В.Т.) посадили в холодный амбар за от-каз добровольно сдать корову в колхоз. В этом же хуторе... эти лица арестовали колхозницу Сивоху П., 60 лет, и колхозника Рыжкова И. М., 67 лет, подвергнув их предварительному избиению".

В Токерейском районе отобрали коров у колхозников под угрозой расстрела. Практически из всех районов области поступали сигналы о бесчинстве уполномоченных и представителей сельских властей, хотя обком партии публично осудил и отдал под суд группу лиц из Надеждинского сельсовета за произвол и грубые нарушения революционной -законности.

После опубликования постановления ЦК партии от 26 марта 1932 года об извращениях в проведении коллективизации, колхозном строительстве, обобществлении скота начался было процесс возвращения его бывшим хозяевам. Но вскоре снова все повернулось вспять. Вот что писал ветеран труда П. В. Ковтуненко из села Еремеевки Булаевского района о событиях того времени: "Женщины собирались группами, шли в Надежку, забирали в стаде каждая свою корову и приводили домой. Через день-другой приез-жал комсод (комитет содействия) и коров забирали назад с боем и скандалом. У Савченко жены не было, он был инвалид, не было руки, и он пошел сам за своей коровой. И вот эти "строители Советской власти" вместе с председателем колхоза Юрченко Данилом догнали его, среди дороги избили, корову забрали. Как он добрался домой, не знаю. Несколько дней покашлял кровью и скончался".

"Обобществление скота по нашей области, - отмечал секретарь обкома партии в письме Голощекину, - вылилось в большинстве случаев в принудительное. Обобществление сопровождалось и запугиванием тех, кто возражал против сдачи своего скота в скотозаготовки, и отказом в кормах для скота, отказом выдачи производственной доли в счет трудодней..." ОСЕДАНИЕ И КОЛЛЕКТИВИЗАЦИЯ В АУЛЕ. ГОЛОД НАЧАЛА 30-Х ГОДОВ

На обширных степных просторах Северного Казахстана, "как и в южных районах республики, в большинстве своем казахское население вело кочевой или полукочевой образ жизни с его издревле сложившимися обычаями, родовым бытом, патриархальными отношениями. Еще в 1921 году на первой Казахстанской областной конференции РКП (б) в резолюции по национальному вопросу была определена как внеочередная задача "сравнять в экономическом отношении русских и казахов", всемерно способствовать оседанию казахской бедноты на земле, ликвидировать культурно-экономическую отсталость, развить и укрепить советскую государственность, создать суд и администрацию, развить прессу, школьное дело, культурно-просветительные учреждения на родном языке.

Трудный и болезненный процесс оседания кочевых и полукочевых хозяйств был переломным событием в истории казахского народа. Однако кампанейский подход, форсиро-вание темпов, администрирование не обошли и этого крупного мероприятия Советской власти.

Не были подготовлены к работе по оседанию и коллективизации аула местные партийные и советские работники, действовавшие, как правило, только методами админи-стрирования и принуждения. Сам смысл процесса оседания понимался администраторами подчас вульгарно. Для них это означало стягивание сотен хозяйств в одно место, создание поселков по типу русских деревень. Во внимание не принималось, что скотоводы в такой скученности лишались возможности маневрировать стадами, а заготавливаемых кормов было явно недостаточно для сохранения стада в зимний период.

Административное насаждение артелей вызвало недовольство в аулах. Принудительная коллективизация и обобществление скота, большой объем мясозаготовок повели за собой массовый убой скота и откочевки целыми родами в другие области и за границу. Если в 1928 году в пределах Карагандинской области было 4,7 млн. голов скота, то к 1933 году - 0,7 млн., т. е. сократилось почти в 7 раз.

В архивных документах, воспоминаниях очевидцев сохранилось немало свидетельств о поразившем население Казахстана голоде. Так же, как на Украине и других регионах страны, люди в городе и на селе умирали от голода.

Нина Васильевна Бондаренко писала в редакцию газеты "Ленинское знамя":

"В начале 30-х годов в городе я увидела страшную картину голода. Девочкой была, а помню, как прямо на улице Ленина, возле магазина "Динамо" и ресторана "Ишим" сидели опухшие люди, умирающие голодной смертью. Страшно было смотреть и страшно вспоминать сейчас".

В архивах сохранилось немало подлинных документов об этом страшном бедствии. Председатель Троицкого сельсовета сообщает в Пресновский райком 18 января 1930 года:"..в районе сельсовета обнаруживаются случаи голодования, как, например, на хуторе Зирюпе - около 20 семей, из коих две семьи уже опухли. На хуторе Романовском семейство Рубас убило последнюю лошадь на мясо. Ежедневно в сельсовет являются граждане, большинство с хуторов, за хлебом. В срочном порядке дайте указание, как поступать в данном случае..."

Общее собрание села Полтавки послало в Петропавловск делегацию - Дмитрия Яковенко и Аксинью Тагвееву - с просьбой о помощи продовольствием, "дабы устранить тас-кание со скотских кладбищ мертвой падали, которое практикуется ежедневно".

Шли люди с наказами крестьян, почта несла сотни писем в партийные и советские органы с тревожной статистикой нарастающего голода. Аппарат обобщал, направлял сводки в вышестоящие инстанции.

В информации обкома на имя Голощекина встречаются такие факты:"... На 17 апреля 1932 года были учтены (по области) 246 случаев смерти на почве голода и 133 факта опухания от недоедания.

Булаевский район: в колхозе имени Калинина на почве голода умерли колхозники - вдова Верумская, после которой осталось двое детей, и колхозник Насаченко.

В колхозе "Слет добровольцев" все колхозники питаются падалью, откапывают трупы павших лошадей и употребляют в пищу.

Тонкерейский район: в селе Куприяновке - колхоз "Индустрия" - в течение февраля и марта на почве недоедания имело место 29 случаев опухания, 23 человека умерло...

В архиве сохранился акт обследования ряда семей села Полтавки Трудбвого (ныне Советского) района. Местный фельдшер, учитель и член сельсовета посетили дома крестьян, увидели потрясающую картину и фотографически ее отразили в акте:

"...Хлеба нет ни у одного из обследованных. Лишь только была падаль, принесенная из кладбища, как в вареном виде, так и сыром. На вид мясо кровянистое и с зеленью, имеет следы разложения от весенней теплоты. Во всех осмотренных хозяйствах вид детей болезненный и бледность слизистых покровов, а также у некоторых отечность лица от недоедания. При входе в избу или при опросах дети и хозяйка поднимают плач. У гражданки Лыга Василисы спросили: "Почему ты на печке во время тепла?", то последняя ответила, что не может сойти с печки от слабости, а также указала на мальчика 13 лет, что последний от слабости больше не может принести падали из кладбища".

Практика форсированного оседания казахов-кочевников без основательной подготовки, наскоком привела к роковому рубежу тысячи семей.

В пункт оседания казахов - Казгородок (ныне Кокчетавская область) в мае 1932 года по поручению райкома партии прибыла комиссия для обследования их состояния. Акт под грифом "Совершенно секретно" отображает невообразимую картину человеческих страданий.

"Комиссия нашла, что большинство населения истощало, питается отбросами, как-то: голыми костьми, из которых путем варки приготовляется суп самого плохого качества, не имеющий никакой ценности в отношении питательности. Кроме того, в пищу употребляются старые, высохшие, а подчас выделанные кожи. В районном центре комиссия установила факт, что имеется одна семья, питающаяся собачьим мясом. Около дома этой семьи обнаружена масса собачьих костей, черепов и несколько собачьих лап, плавающих в котле.

В поселке Шокы, где раньше было 144 двора, в настоящее время осталось около 60 дворов, много людей из этого поселка ушли по разным сторонам искать продукты. Большая часть оставшегося населения в момент обследования питалась падалью, разложившимся мясом, костяным супом, болтушкой из отрубей и сваренной кожи.

Колхозы никаких фондов для поддержания жизни истощенных, не имеющих никакого продовольствия, не имеют. Это следующие семьи:

Бигара Камгарин, член колхоза, рабочий-строитель, по своей работе получает паек на одну душу, семья состоит из 6 душ, из них трое детей. Дети и жена истощены, лица и конечности распухли, питаются только болтушкой или водой.

Тлеубаев Семкун -6 душ, из них одно дитя, питаются одной болтушкой - на одно ведро воды кладут горсточку ржаной муки, болтушка имеет вид помоев. Сам и жена отечны, ребенок сильно истощен...

... Кожан Конжебулатов, в семье 6 душ, из них один мальчик 10 лет, в момент обследования мальчик рылся в навозе, доставал кости и сосал. Семья истощена, питается супом из старых костей.

Сагандыков Куов, в семье три души, питаются собачьими тушами, около дома найдена масса собачьих костей, черепов и плавающих в котле собачьих лап. В комнате вонь, духота..."

О том, какими были колхозы в 1932 году в казахском ауле, рассказывает документ: "Информационное сообщение о колхозе "Илья" (аул N 5 Тонкерейского района): "В колхозе 61 рабочая лошадь, из коих - 4 совершенно не поднимаются, 10 - совершенно истощены, а остальные 47 необходимо немедленно поставить на подкорм... Никакого запаса сена за исключением 10-15 процентов силоса колхоз не имеет. Скот кормится камышом, которым были покрыты сараи года 2-3 назад. Каждый колхозник получает в среднем по одной чашке на человека молока... Имеются случаи опухания и даже смерти отдельных колхозников. Опухших в колхозе - 36 чел., с 25 февраля по 14 марта умерло 5 чел."

Голод опустошал поселки, станицы, хутора, аулы. Только за первое полугодие 1934 года количество крестьянских хозяйств сократилось в Пресновском районе на 42%, Тон-керейском - на 48%, Энбекшильдерском - на 57%, а в целом по 21 району области почти на 22 тыс. хозяйств стало меньше.

В одной из телеграмм на имя Голощекина от 19 февраля 1932 года обком партии информировал, что в Петропавловском районе из-за отсутствия продовольствия (наблюда-ется) "поголовное бегство населения: в Солоновке из 120 хозяйств осталось 8, в Пресновке 80 - полностью выехали, в Ольшанке 256 - осталось 68, в Мамлютке 223 - осталось 35... Население бросает на произвол скот, инвентарь, идет массовое разрушение строений, сельхозинвентаря. Несмотря на это, местные организации продолжают изъятие кормов, хлеба, молока, (проводят) финансовые взыскания, ведущие к усилению бегства..."

Этот процесс "раскрестьянивания", получивший мощный толчок в начале 30-х годов, в разной степени интенсивности протекал в последующие годы.

Сегодня ученые Казахстана, исследуя исторические документы, пытаются определить, каковы были людские потери от голода начала 30-х годов. Назывались цифры: 1 млн. 300 тысяч, 1 млн. 750 тысяч, 2 млн. 200 и даже 3 млн.

Исследуя материалы переписи населения 1926 и 1939 годов, историки подсчитали, что примерное число жертв голода и болезней, связанных с ним, в начале 30-х годов в Казахстане составляет 1 млн. 750 тыс. человек или 42 процента всей численности казахского населения республики. Количество умерших от голода русских, узбеков, уйгур и других национальностей пока неизвестно даже приблизительно.

На открывшейся 11 июня 1932 года первой областной партконференции "одним из основных политических итогов работы областной парторганизации" названы успехи в коллективизации сельского хозяйства - 82 процента крестьянских хозяйств объединены в колхозы и в основном ликвидированы кулачество и байство как класс.

Однако этот "политический итог" вылился в экономике в такие печальные последствия: удельный вес республики в общесоюзном производстве товарного зерна уменьшился примерно с 9 до 3 процентов. А большую часть зерна в Казахстане собирала именно северная область. Урожайность упала с 9,2 ц с гектара до 4,3. Поголовье скота в Казахстане сократилось в 7 раз.

Этот документальный рассказ о событиях конца двадцатых - начала тридцатых годов, происходивших в Северном Казахстане, - лишь начало пути исследования истории нашего края. Множество фактов, событий не менее впечатляющих, осталось "за кадром. Но и то, что собрано и передано на суд читателя в своей невероятности, невообразимости порой не укладывается в голове...

- Да было ли это?

Казалось бы, трудно в такое поверить. Да упрямая это вещь - ДОКУМЕНТЫ!

Владимир ТРУСОВ.

г. Петропавловск.


Трусов В. Ступени трагедии //Нива. – 1991. - № 5. – с. 72 – 78. 

Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!

Добавить комментарий