Ляшева Р. Евразийские мотивы степняков//Нива.-2009.-№9.-С.162.

4 июня 2012 - Administrator

Евразийские мотивы степняков

Ещё недавно — в конце позапрошлого года я писала в статье "Корешки и вершки" (газета "День литературы", 2007, № 11) о двух современных традициях в поэзии — строгой, классической от Бунина и метафорической, символистской от Пастернака, но, поразмыслив, добавила третью — евразийскую, рождённую уже в XX столетии и потому неведомую ни Золотому, ни Серебряному веку русской литературы. Натолкнула меня на размышления книга Владимира Шестерикова "Мгновения" (Стихи. Петропавловск, издательство "Северный Казахстан", 2007). И это не случайно. Пока я судила о "степной" поэзии по предыдущей книге лирики разных лет "Благодарю за всё, что было" (г. Петропавловск, 2000 год), вполне обходилась двумя могучими руслами изящной словесности; Юрий Кузнецов тянул одновременно от Бунина и от Владимира Соловьёва. Ведь сейчас все пишущие в рифму словно помешались на Серебряном веке, а Владимир Соловьёв был признанным "отцом", лидером и главой символистской поэзии. Вот одно из поздних стихотворений мэтра символизма, в котором Соловьёву наш материальный мир представляется дымкой над вечностью:


Милый друг, иль ты не видишь,
Что всё видимое нами —
Только отблеск, только тени
От незримого очами?

Милый друг, иль ты не слышишь,
Что житейский шум трескучий —
Только отклик искажённый
Торжествующих созвучий?

Милый друг, иль ты не чуешь,
Что одно на целом свете —
Только то, что сердце к сердцу
Говорит в немом привете?


"Поэзия Серебряного века. О любви" (М. Эксмо, 2008). в этом коллективном сборнике вместе с Владимиром Соловьёвым представлено 33 поэта: одно имя громче другого: Блок, Белый, Мережковский, Ахматова, Цветаева, Черубина де Габриак и другие. Поэзия начала XX века очень долго оставалась в тени; соцреализм стеснялся модерна, как преуспевающие родственники избегают своих бедных родичей; академическое литературоведение сквозь зубы упоминало о развязных модернистах, но особо-то вниманием не баловало. Зато теперь модернизм, вырвавшись из подполья, перестал быть неблагонадёжным андеграундом и в одно мгновение превратился из гадкого утёнка в прекрасного лебедя. Лебедь этот легко взмыл ввысь! Кстати, нынешние постмодернисты в подмётки не годятся модернистам прошлого века, хотя вроде бы — наследники, незадачливые наследнички, прямо скажем. Современные постмодернисты (Сергей Ган-длевский, например, и другие поэты журнала "Знамя") — эклектики и стилизаторы, им не хватает духовной мощи, которая была у Владимира Соловьёва; постмодернисты клюют по зёрнышку, а, спохватившись, и вовсе отрекаются от постмодерна; дескать, это уже повальная мода! Любопытно, что мода на постмодернизм проходит, а вот модернизм начала XX века наоборот всё заметнее входит в обиход современной литературы.

Так вот, Юрий Кузнецов, по признанию литературоведов и критиков, — современный последователь Серебряного века. И это верно. Юрий Кузнецов заведовал отделом поэзии в "Нашем современнике" и, казалось бы, при таком раскладе сам Бог велел ему быть реалистом и последователем Пушкина, классики и т. п. Ан нет! Реалист Кузнецов своими последними христианскими, но очень сложными, поэмами тянулся к символистам.

Зато другой поэт либерального журнала "Знамя" — екатеринбуржец Борис Рыжий, к сожалению, рано ушедший из жизни из-за необъяснимого суицида, как и московские постмодернисты, ориентировался на акмеиста Осипа Мандельштама и метафориста Пастернака. Кстати, сам Борис Пастернак начинал с подражания Маяковскому, вот откуда его неизменная приязнь к метафорам. Пастернак и Маяковский — оба крупные поэты, но из одного "кузовка" — Бурлюков и Бриков, то есть акмеистов и футуристов в поэзии и живописи.

Таким образом, закругляясь с предисловием к стихам Шестерикова, обобщаю. Журналы "Наш современник" (почвеннический и патриотический) и "Знамя" (знамя либеральной литературы) разрабатывали в конце XX века и в начале XXI-го общую традицию — модернизма Серебряного века, но разные его течения. Если во времена Блока и Горького был отчётлив разлом между реалистами и модернистами, то в наше время всё переплелось; реалисты ("новые реалисты" — Вера Галактионова в прозе, Роман Сенчин в прозе и в стихах, Марина Котова в стихах и др.) не гнушаются приёмами постмодернистов, а те, в свою очередь, свободно владеют приёмами реализма (Павел Крусанов в прозе, Виталий Пуханов в поэзии и др.).

Так нынче выглядит карта литературной России (такой же точно она отображается в газете "Литературная Россия"). Русские литературные деятели в СНГ вписываются в контуры этой карты легко и естественно, поскольку работают в одном направлении — то есть традиций Золотого и Серебряного веков русской классики. С одним добавлением! Евразийство! Оно у одних проявляется под воздействием теории (три этапа евразийства: Николай Трубецкой — 20-е годы, Лев Гумилёв — 70-е годы, Александр Дугин — начало XXI века), у других — стихийный всплеск жизненных впечатлений." Ко вторым относится и Владимир Шестериков. Член СП с 1979 года, он успешно работает в поэзии, в прозе, в публицистике, кроме того — журналист и издатель. Но сейчас речь идёт о его стихах; беру навскидку, как говорится, стихотворение и комментирую.


Ничего мне больше и не надо.
Лишь на землю древнюю ступить.
Лишь бы затеряться в неоглядных
Островах берёзовых в степи.

Лишь уйти за дальние просторы
Да поводья ветра сжать в руках.
Лишь глотнуть чуть горький дым истории
С сизоватой дымкой кизяка.

Приподняться над полями мирными,
Где незримо зреет урожай.
Где холмы, как дерзкие батыры.
Тишину степную сторожат.

Мне б войти в преданья да былины,
В душу века зорко заглянуть,
Скачет-скачет всадник на равнине,
Устремляя к горизонту путь.

Там, где шли, подобно урагану,
В небыль кочевые племена,
В изголовье положив курганы.
Степи пробуждаются от сна.

Слившись вместе с поднебесной ширью.
Тихо дремлет гладь Ишим-реки,
И мечами воинов-батыров
По степи блестят солончаки.

И кругом, где облака кочуют.
Из расщелин треснутой земли
Ржавые, как древние кольчуги,
Буйные колосья проросли!

Когда-то крепость Петра и Павла выросла вместе с казачьей пограничной линией между Русью и Азией. Предки Владимира Шестерикова пришли сюда из Подмосковья с первыми казаками; тогда они охраняли Русь от кочевников-тюрков. Броня, курганы, дым кизяка — эти слова словно попали в стихотворение Шестерикова из книг Мурада Аджи о Великом переселении народов в 11-12 веках новой эры, так он описывает быт кипчаков (половцев). Различие же в том, что стихотворение современного поэта уже не разделяет народы, как в ту далёкую эпоху, а наоборот соединяет, и бывшая казачья линия ("Горькая линия"!) стала евразийской линией дружбы казахстанцев и россиян. Поэт воссоздаёт в стихотворении неподвижный степной пейзаж знойного летнего дня, однако он передаёт движение времени-истории. От былых сражений к союзу и евразийству!

Конечно, если бы Мурад Аджи прочёл это стихотворение, он бы, пожалуй, не удержался и от критических реплик, почему, мол, племена уходят в небыль? Кипчаки не ушли, дескать, в небыль, а заселили Европу (такова его концепция). Но в целом, пожалуй бы, одобрил, оценив знание поэтом исторических реалий.

Эта же тема — евразийства — в другом стихотворении ещё более отчётливо выражена Шестериковым. Если Мурада Аджу, потомка кипчаков, проживающего нынче в России, интересуют следы былого величия и мощи предков, заселивших Великую степь (и Европу), то Владимира Шестерикова, потомка славян, проживающего в Казахстане, интересует перекличка двух слов: слава и славяне!


За косогором колосится рожь,
Поляны разбегаются лесные,
Ты выйдешь на опушку и вздохнёшь,
И выдохнешь душою всей: "Россия".

Там, за степной рекою, кони ржут.
Клин журавлиный в синем небе тает...
Я к племени славян принадлежу,
А родом я из Казахстана!

И полоснут, как трели соловья,
Не потускнев в веках и не увянув,
Родившиеся в древности слова.
Чтоб жить навеки, славы и славяне!

Но отчего же дробный зов подков,
Который на равнинах раздаётся,
Вошёл тревожным зовом в мою кровь
С лучом раскосым кочевого солнца?

И я сажусь с тобой за круглый стол.
Струной домбры звенит в ауле утро.
И мне милы речей крестьянских соль
И аксакалов сдержанная мудрость.

Прекрасное стихотворение! И не надо разбираться, кто прав? Казахские учёные, утверждающие существование в прошлом кочевой цивилизации, или Мурад Аджи, оспаривающий такое заявление доводами о том, что кипчаки не были "дикими кочевниками", они были, дескать, металлургами, строителями, земледельцами и воинами-конниками. Они, мол, построили в степи города?! Так ли, нет ли? Ни доказать, ни опровергнуть невозможно! Русский поэт Владимир Шестериков принимает в свою душу общее наследие степняков и

славян; он, я полагаю, совершенно прав. Помните, Александр Блок восклицал: "Да, азиаты мы, с раскосыми и жадными очами...". Современный поэт вторит ему и развивает тему единения народов Евразии дальше! Много история нам не даёт! Да иного и не надо.

Руслана ЛЯШЕВА

г. Москва.


Ляшева Р. Евразийские мотивы степняков//Нива.-2009.-№9.-С.162. 

Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!

Добавить комментарий