ГЕРОИКА КАК ПАФОС ЖИЗНИ И ПОЭТИЧЕСКОГО ПУТИ Н.С. ГУМИЛЕВА (КУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ПРОБЛЕМЫ)

В.П. Любушин

Последнее прибежище поэта Н.С.Гумилева - общая камера № 7 в ДПЗ на Шпалер-ной, из которой он пошел на расстрел и в бессмертие. Прощальная надпись на стене камеры, сделанная им, по свидетельству Г.А. Стратановского, гласила: «Господи, про-сти мои прегрешения, иду в последний путь. Н.С. Гумилев.» [1] Расстрел состоялся на рассвете 25 августа 1921 года по новому стилю. И на долгое время, буквально до 1990 года, имя поэта и его творчество выпали из литературного процесса и активного чита-тельского внимания.

Но истина и справедливость, пусть не всегда своевременные, в последнее десяти-летие уходящего тысячелетия довольно быстро и прочно восстановили за Н.С. Гумилевым почетное место в истории русской поэзии. История его короткой жизни (35 лет), восхождение к поэтическому Олимпу, трагическая гибель позволяют осознавать судьбу великого поэта как подвиг в экстремальной ситуации революционного слома старой российской государственности и идущей ей на смену новой, более репрессив-ной, жестокой и бездуховной в своей сущности.

В творческом и жизненном пути Н.С. Гумилева четко прослеживаются следующие тенденции: драматическое осознание трагизма эпохи с ее настоящими и грядущими катастрофами («Рабочий», «Заблудившийся трамвай»), героика личности («Капитаны», «Я конквистадор в панцире железном...», «Африканская ночь», «Смерть») и христиан-ский мистицизм («Слово», «Шестое чувство», «Сон Адама»), Они тесно связаны друг с другом, пронизывают и причинно обусловливают себя.

Непримиримое противостояние личности времени классовых и расистских дикта-тур порождает трагизм индивидуальности в конфликте со «сверхличными силами», героику поведения наиболее достойных и их обращение к нравственному абсолюту -Богу. Общество в состоянии распада не в силах защитить свой человеческий «золотой запас», оно деградирует.

Жизнь Н.С. Гумилева, сознательно выстроенная в своем творческом и человече-ском восхождении к героическому и поэтическому самоосуществлению, представляет собой предмет для культурологического исследования. Ведь основной и ведущей компонентой культуры есть человек, созидающий свое «я» через деяние и систему ценностей. Для него ведущим началом служит пафос, определяющий весь жизненный путь в восхождении к тому идеалу, который является Творцом.

Категория пафоса, в частности героика, стали предметом пристального изучения в эстетике Г. В-Ф. Гегеля и современной школы теоретиков литературы МГУ. Один из них, Г.Н. Поспелов, пишет: «...высокая личная сознательность и ответственность мо-жет стать основой для проявления субъективно свободной инициативы героических действий. Героика всегда тайт в себе внутреннее противоречие между личностью и «сверхличными» силами, движущими ею.» [2].

Для Н.С. Гумилева смысл личного бытия осуществлялся в испытании своего «я» на экстремальном уровне: путешествие в неизвестное, революция, мировая и граждан-ская войны. Две африканские экспедиции в Абиссинию («Африканский дневник», «Африканская охота» и другие, цикл «Абиссинские песни»), участие в активных фрон-товых действиях Первой мировой войны («Записки кавалериста», книга стихов «Колчан»), восхождение к высшей сути человеческого «я» и ранняя трагическая гибель («Огненный столп», последняя надпись на стене перед гибелью).

Культурная мифологема «горизонталь-вертикаль» в значительной степени помо-жет осознать своеобразие и закономерности жизненно-творческого пути поэта. Осе-нью 1897 года в возрасте одиннадцати лет Гумилев поступил в первый класс Царскосельской гимназии, с которой связаны его первые литературные интересы, зна-комства с И. Анненским, директором этого учебного заведения, и А. Горенко, буду-щим поэтом А. Ахматовой, любовью и первой женой.

Известно, что подростком и юношей Н. Гумилев увлекался историей и географией, географическими открытиями, чтением приключенческих романов Жюля Верна, Луи Буссенара, Майн Рида, Густава Эмара, Луи Жаколио, оказавшими огромное влияние на характер начинающего поэта.

Рыцарский кодекс чести, жажда действий и первооткрытий, сила духа и характер «мужа», самоутверждение - вот то, что оказывается самьш притягательным для романтически настроенного подростка. Это выльется в ближайшее время для Гумилева в жажду путешествий (Африка, Европа, Ближний Восток), в желание покорить загадочную и прекрасную девушку А. Горенко, несмотря на свою личную некрасивость и робость. В дальнейшем миссия первооткрывателя-путешественника будет сменена на миссию воина - кавалериста, человека веселого, храброго и дисциплинированного.

Доказательством осуществления этой части мифологемы по горизонтали (ищем еще не Бога, а в основном себя) является биография Гумилева, отраженная в поэтиче-ских и прозаических книгах от «Романтических цветов» и «Пути конквистадоров» до «Колчана» и «Шатра» включительно.

Лирический герой жизненной поэтической горизонтали Н. Гумилева - романтиче-ский бунтарь, конквистадор, капитан, подавляющий мятеж на своем корабле, викинг и средневековый рыцарь, мореплаватель, охотник, туземный вождь, античный герой, гордый и властный любовник, воин, Гондла, Дон Жуан. Даже Христос, олицетворяющий Отца небесного, «идет путем жемчужным по садам береговым...». Осваивается пространство, земное и художественное, с целью узнать самого себя, свои истоки, иначе мучительно съедает тоска неопределенности и неудовлетворенности по смыслу бытия; зачем я на этой земле? Но в решении проблемы пока-довлеют тени Христофора Колумба, других отважных мореплавателей и путешественников, героических испанских конквистадоров, отважных героев Майн Рида и Жюля Верна: «Все мы, товарищи, верим в море, можем отплыть в далекий Китай» [3].

Во всех ситуациях и коллизиях, связанных с маршрутами и экспедициями, стран-ствованиями Н.С. Гумилева, можно отметить преодоление обычных человеческих слабостей смелостью, отвагой, воспитанием в себе «мужа», «героя», «рыцаря без страха и упрека», для которого такое состояние - норма.

Героика «экзотизма» ярко представлена в «Африканекем дневнике». После схватки со львом, автор пишет: «Облава кончилась. Ночью, лежа на соломенной циновке, я долго думал, почему я не чувствую никаких угрызений совести, убивая зверей для за-бавы, и почему моя кровная связь с миром только крепнет от этих убийств. А ночью мне приснилось, что за участие в каком-то абиссинском дворцовом перевороте мне отрубили голову, и я, истекая кровью, аплодирую умению палача и радуюсь, как все это просто, хорошо и совсем не больно» [4]. Нечто аналогичное можно встретить и на страницах «Записок кавалериста».

Но в границах этой «культурологической горизонтали» жизненного пути начинает зарождаться другая, основная, часть биографической мифологемы и вертикаль, кото-рая реализуется в последней провидческой книге поэта «Огненный столп» и жизнен-ной Голгофе, закончившейся арестом и расстрелом в застенках петроградского ЧеКа. Ее мы можем рассматривать как мистическую тенденцию, приведшую к осознанию христианского подвига-жертвы. Отсюда героика «экзотизма» начинает дополняться и сменяться христианской героикой и ощущением правоты своей трагической и жерт-венной миссии.

Христос, «искатель небес», приобретает в поэзии Н.С. Гумилева более глубокие и онтологические корни: он становится «шестым чувством» и превращает земных людей в «рыцарей неба». Название сборника «Огненный столп» восходит к ветхозаветному сочинению «Книга Неемии»: «В столпе облачном Ты вел их днем и в столпе огненном - ночью, чтобы освещать им путь, по которому идти им». «Огненный столп», следуя евангельской традиции восхождения к Голгофе Христа, стал качественно принципи-альной книгой в судьбе поэта.

Для Н.С. Гумилева христианский завет «Слово-Бог» и «Бог-Слово» стал творче-ским императивом, а жизнь - осуществлением подвига. Путь поэта - это не просто его жизнь, это движение, часто драматическое, к магическому овладению словом и его суггестивностью. «Огненный столп» - поэтическая книга, в своей сущности основан-ная на христианских ценностях и догматах. Их семь, как и «семь дней творения». Они воплощены в следующей поэтической семантике:

1.Пространство земное и пространство астральное: «лее», «роща», «сад»,
«разросшиеся хвощи». «город», «воды», «Индия», «Абиссиния», «зоологический сад
планет», «Эдем»;

2.Бестиарий. Некоторые зоообразы представляют ветхозаветную и евангельскую сим-
волику, другие связаны с увлечением поэта Африкой, Персией, Индиен, Китаем:
«тварь скользкая», «змеи», «орел», «лев», «слоненок», «тигр», «жираф», «леопард»;

3.Человек: «плоть». «душа». «дух»:

4.Его чувства: «плоти» соответствует «страсть». «любовь». «душе» - «сердце»,
«дружба». «духу» - «шестое чувство».

5.Время; время жизни - «мгновение бежит неудержимо». вечность - «бездна времени»:

6.Искусство: «Слово», «Память». «Имя»;

7.Истина: «Бог», «Господь», «Творец».

Все эти мифологемы образуют вертикаль, суть которой - путь, восхождение от «разросшихся хвощей» и «твари скользкой», «плоти» и «мгновения» к «зоологическому саду планет» и «небу», «бездне времен» и «шестому чувству», к «Господу» и «Творцу». Это движение семантического поля к астральной высоте и «звездному ужасу» задано стихотворением «Память» (в нем показано мучительное преображение «тварного» человека в человека «духовного») и определяет компози-цию «Огненного столпа», за которой прослеживается конкретная судьба автора.

В конечном итоге, чему также способствуют хореические и ямбические размеры, дольники, преобладание мужских рифм, возникает образ лирического героя. Это му-жественный, сдержанно-страстный, волевой, эксцентричный, целеустремленный, ры-царственный, бросающий вызов судьбе христианин.

Трагедия любви и человека в апокалипсисе «Заблудившегося трамвая» переходит в «звездный ужас» и космическую трагедию «страшного суда» для человечества, сменя-ясь иадеждой на воскресение в «Шестом чувстве»:

« Так век за веком - скоро ли, Господь? –

Под скальпелем природы и искусства Кричит наш дух, изнемогает плоть, Рождая орган для шестого чувства». [5]

Перед нами поэтическое прозрение, выстраданное личным опытом Первой мировой войны, трех революций, гражданской войны, распадом старой России.

Реальным финалом, подтверждающим пророческий и героико-трагический пафос книги «Огненный столп» и всего творчества Н.С. Гумилева, стал расстрел замечатель-ного русского поэта в августе 1921 года. В начале августа «трагический тенор эпохи» А. Блок, а в конце его появляется последняя книга Н. Гумилева. Примечатель-ное обрамление, не правда ли?

Список литературы

1. Эльзон М.Д. Последний текст Н.С. Гумилева. // Николай Гумилев. Исследова-
ния и материалы. Библиография. СП б. Наука. 1994. С.298.

2. Поспелов Г.Н. Проблемы исторического развития литературы. М: Просвеще-
ние. 1972. С. 74.

3. Гумилев Н. Стихотворения и поэмы. Л.: Советский писатель 1988. Библиотека
поэта/большая серия/, С. 136.

4. Гумилев Н.С. В огненном столпе. Русские дневники. М.: Советская Россия.
1991. С.85.

5. Гумилев Н. Стихотворения и поэмы. Л.: Советский писатель 1988. Библиотека поэта/большая серия/. С. 330.

Любушин В.И. Героика как пафос жизни и поэтического пути Н.С. Гумилева // Вестник Северо – Казахстанского университета. – Петропавловск 1997. – с.186 – 189.