О судьбе Мариинской церкви и не только...

В 1900 году, 100 лет назад, для прихожан открылась железнодо¬рожная церковь с главным пре¬столом в честь святой равноапос¬тольной Марии Магдалины. Одетая в праздничное убранство из красного кирпича и светлого шлифованного гранита, она стала украшением при¬вокзального поселка. Но век ее ока¬зался недолгим. Церковь была за¬крыта первой из культовых учрежде¬ний бывшей Акмолинской губернии. Здание передали под молодежный клуб. Новые хозяева спилили кресты над куполами и под хохот и свист сбросили их на землю, установив на бывшем храме красный флаг. Затем одну часть церковного имущества вместе с иконами выбросили в чулан, а другую взяли на реквизит драмати¬ческого кружка. В день открытия мо¬лодежного клуба здесь гремел духов¬ой оркестр и кружились пары.
Между тем это победное торжество над «опиумом народа» проходило в период (летом 1923 года), когда в губернии еще не было открытого наступления на религию. Почему же такая участь выпала на долю именно Мариинской железнодорожной цер¬кви? Дело в том, что за церковными перипетиями в станционном поселке стоял опытный и умелый «режиссер» - ответственный секретарь Акмолин¬ского губкома комсомола Федор Рузаев. Личность, несомненно, выда¬ющаяся, противоречивая и трагичес¬кая. Коммунист с 16 лет, герой граж¬данской войны, талантливый органи¬затор, силач и балагур, он пользовал¬ся огромным авторитетом у молоде¬жи. Федор Рузаев был потомственным железнодорожником и до октяб¬ря 1922 года возглавлял комсомоль¬скую организацию станционного по¬селка.
Убежденный атеист, новый вожак гу¬бернской молодежи, используя прохо-дившие в стране громкие судебные процессы над сторонниками патриар¬ха Тихона, главное внимание в своей работе сосредоточил на антирелиги¬озной пропаганде. Под его руководст¬вом и был разработан план ликвида¬ции храма. Для его осуществления в железнодорожную комсомольскую организацию направили члена губ¬кома Андрея Лобова. 4 июня 1923 года, выступая в клубе имени Ленина с очередным докладом по атеизму, он, ссылаясь на духоту в зале, неожидан¬но предложил продолжить лекцию за стенами здания, в сквере. На улице к комсомольцам вскоре присоедини¬лись прохожие, главным образом, подростки и дети. Когда же доклад¬чику число слушателей показалось достаточным для задуманной цели, всем было предложено войти в здание клуба для «важного решения». Зачитав готовую резолюцию о закры¬тии железнодорожной церкви, Лобов невозмутимо воспринял поднявший¬ся шум, возгласы негодования и ап¬лодисменты за «единодушное одоб¬рение трудящимися» вынесенного ре¬шения. Следует заметить, что резо¬люция написана в соответствии с дей¬ствующей инструкцией Наркомюста, согласно которой «требования трудя¬щихся» имели силу закона. В тот же день двери церкви опечатали.
Как только храм отобрали у при¬хожан, Рузаев предложил сосредото¬чить здесь всю культурно-просветительную работу комсомола губернии. 15 июля 1923 года в бывшей церкви открылся IV губернский съезд РКСМ, а через месяц состоялись первые в го¬роде октябрины. «Крестили» по ново¬му обряду сына-первенца Федора Рузаева. На необычный праздник собра¬лись все комсомольцы и пионеры Петропавловска. Виновник торжества лежал на столе, покрытом красной тканью, в центре бывшего храма. Уча-стники обряда зачитали приветствия, спели комсомольские песни, а затем проголосовали по вопросу о присвое¬нии имени новорожденному. В резуль¬тате единогласно приняли решение присвоить младенцу имя Ким, в честь Коммунистического интернационала молодежи.
Проводя октябрины сына, секре¬тарь губкома стремился личным при¬мером закрепить новый советский ри¬туал. Но такая попытка оказалась тщетной: октябрины не получили под¬держку у молодых родителей. Не оп¬равдались и надежды на церковное здание. Довольно скоро стало оче¬видным, что оно не приспособлено под клубную работу. В конце 1924 года на очередном съезде Рузаев был из¬бран в Казкрайком комсомола и с его отъездом из Петропавловска комсо¬мольская жизнь в стенах бывшего храма практически замерла.
Казалось бы, на этом в невеселой истории вокруг железнодорожной церкви можно поставить точку. Дейст¬вительно, что, кроме тихого умира¬ния, могло ее ожидать? В середине тридцатых годов были срезаны цер¬ковные купола, а в здании открылись слесарные мастерские. В таком неуз¬наваемом, обрубленном виде цер¬ковь простояла до конца 1973 года, а затем ее сравняли с землей.
Однако печальная повесть о желез¬нодорожной церкви была бы далеко не полной без другой, совершенно удивительной истории, рожденной произволом над церковью и верой. Но об этом - в следующем выпуске «Старой крепости».

Тамара МАКАРОВА,
Краевед

О судьбе Мариинской церкви
ВТОРОЕ РОЖДЕНИЕ

Дерзкая выходка воинственно на¬строенной молодежи по отношению к храму, который строился и содержал¬ся на средства железнодорожников (читайте «СК» за 26 декабря 2000 г. -прим.ред.) вызвала их всеобщее воз¬мущение. Ведь Мариинская церковь была объектом не только опеки, но и всеобщей гордости. Кстати, мужской церковный хор, которым руководил Г.И.Платонов, считался лучшим в го¬роде.
Борьба за церковь началась сразу же после ее закрытия. А когда прихо¬жане убедились, что железнодорож¬ная церковь для них потеряна нав¬сегда, их усилия были направлены на открытие нового храма. Тут следует заметить, что в те годы станционный поселок был отделен от города почти огромным пустырем. В областном ар¬хиве хранятся материалы, свидетель¬ствующие о мужественной и нерав¬ной борьбе прихожан с властью. Но самое удивительное в них, пожалуй, то, что уступая солидарности и стой¬кости верующих, государственная машина начинала давать сбои и в ре¬зультате принимались не свойствен¬ные ей решения.
Вот некоторые из документов. «В Петропавловский уездный испол¬ком от церковного совета Марии Магдалинской церкви. Ввиду ликви¬дирования нашей церкви прихожане таковой вынуждены по сему делу воз¬будить дальнейшее ходатайство. Не имея нужных средств, просим Уисполком разрешить добровольный сбор путем обхода верующих граждан по¬селка при станции Петропавловск. С подобной просьбой совет уже обра¬щался, но нашу просьбу почему-то от¬клонили. А посему, если в данном слу¬чае ходатайство будет отклонено, то просим сообщить нам, на основании каких правил не будет допущен сбор пожертвований.
Председатель церковного совета протоиерей Алексей Киселев. 28 ию¬ня 1923 г.».
С большими оговорками, устно Уисполком разрешил сбор пожертвова¬ний и тогда церковный совет в тот же день подал другое заявление: «Про¬сим разрешить провести общее соб¬рание верующих на базарной площа¬ди или в здании железнодорожной школы». Читаем на документе резо¬люцию: «Разрешить собрание 2 июля на базарной площади». В отведенный день на базарной площади собралось более тысячи жителей поселка, тогда же была собрана огромная по тем временам сумма: четыре тысячи руб-лей. Тут Уисполком осознал, что допу¬стил оплошность и, ссылаясь на инст¬рукции, отменил свое же решение. Понадобился еще год на бесчислен¬ные жалобы, прошения, поездки де¬легаций от прихожан в бывшую столи¬цу республики Оренбург и в Москву, пока, наконец, не была вырвана у вла¬сти новая уступка.
«Постановление: «Я, начальник ад¬министративного отдела Акмолгубернии Мухаметов, рассмотрев протокол собрания граждан станционного по¬селка от 7 декабря 1924 года и прини¬мая во внимание циркуляр ВЦИКот21 августа 1924 года, постановил: раз¬решить уполномоченным общего соб¬рания гражданам Казакову и Петрову подыскание помещения для открытия в таковом молитвенного дома. На¬чальник Административного отдела: Мухаметов. 17 декабря 1924 года».
Здесь надо уточнить, что на общем собрании жителей станционного по¬селка в очередной раз ставился воп¬рос не о подыскании помещения для молитвенного дома, а о строитель¬стве нового храма. Как видим, город¬ские власти обошли эту просьбу, по¬ставив себя в тупиковую ситуацию, потому что в поселке не было такого помещения, которое могло бы вмес¬тить всех верующих.
Прошел еще год, в течение которого жалобу жителей поселка рассматри¬вали КазЦИК, ВЦИК и даже республи¬канская прокуратура. И вот произо¬шло чудо: строительство церкви раз¬решили, правда, без колокольни. Де¬ревянный храм строили на привок¬зальной площади днем и ночью. Он сразу был задуман как однопрестольный в честь святого Николая-чудо¬творца. В конце ноября 1926 года про¬тоиерей Федор Андреевич Горохов поздравил прихожан с открытием цер¬кви и провел первую службу. Легко представить, каким бельмом в глазах местных властей стал новоявленный храм и каким весомым аргументом явился он в подтверждение жестоко¬сти и бессмысленности антирелигиоз¬ной борьбы. Вот почему в начале 1930 года, в период массовых закрытий культовых учреждений, Никольская церковь оказалась в числе первой жертвы. Снова обратимся к докумен¬там.
«Председателю Петропавловского окрисполкома от церковно-приходского совета Никольской привокзаль¬ной церкви. 9 марта с.г. распоряже¬нием горсовета была запечатана на¬ша церковь. Община нашего храма не знает никаких нарушений законов, влекущих за собой расторжение дого¬вора с административным отделом. Недоимок за церковью не имеется. А посему община решила послать теле¬грамму в КазЦИК с просьбой аннулировать постановление. В дни Велико¬го поста, в дни исключительной посе¬щаемости храма верующими, община уполномочивает нас убедительно просить вас сделать свое распоряже¬ние о снятии печати с храма и разре¬шить богослужение».
Еще год после решения о закрытии Никольская церковь значилась в от¬четах Петропавловского исполкома. Но это уже было время, когда аресты и расстрелы не только священнослу¬жителей, но и верующих стали обыч¬ным явлением. Ничто уже не могло спасти маленькую церковь - островок веры в бушующем океане атеизма.
И в заключение несколько строк о судьбе «октябренного» сына Федора Рузаева. В 16 лет юноша оказался «сыном врага народа». В одночасье лишившись отца, Ким стал свидете¬лем мучительной гибели младших братьев, не перенесших весь ужас по-ложения изгоев общества. Пятнадцатилетний Гера умер в больнице дл* душевнобольных, четырнадцатилет¬ний Юра застрелился у себя дома из охотничьего ружья. Сам Федор Рузаев в ноябре 1938 года был приго¬ворен "тройкой" Верховного суда Республики к десяти годам лишения ев боды без права переписки и вскоре расстрелян.

Тамара МАКАРОВА
краевед

Северный Казахстан. – 2001.- 5 января