Николай Терехин – один из первых асов Великой Отечественной войны. Газета «Красная звезда» прославила его, как непревзойдённого мастера таранных ударов. Известно, насколько доблестно он сражался, когда погиб, где захоронен. Однако у историков до сих пор нет единого мнения ни о числе сбитых Терехиным самолётов, ни о причинах, по которым его так долго обходили наградами. Воздушный бой, о котором писала «Красная звезда», произошел 10 июля 1941 года недалеко от города Могилев. Ход сражения в источниках описывается по-разному. Если верить первым отчетам, в воздушном бою над своим аэродромом Терехин пулеметным огнем сбил «Хейнкель-111». Затем, израсходовав боеприпасы, пошел на таран второго «Хейнкеля». И уже на поврежденной машине вторым тараном уничтожил третий. Понятно, что таким результативным боем заинтересовалась центральная пресса. Корреспондент «Красной звезды» Константин Симонов, побывавший на Западном фронте во второй половине июля, отметил в своём блокноте: «Старший лейтенант Терехин. Сначала сбил одного. Вышли все патроны. Таранил второго плоскостью по хвосту. Поломал только консоль. В третьего ударил мотором в хвост. У него, когда выбрасывался, рваная рана на ноге, разбил сильно лицо. Ссадины, запухшие глаза…» Судя по всему, это описание боя со слов самого летчика, полученное при их личной встрече. Как возникла путаница 5 августа 1941 года в «Красной звезде» Симонов публикует балладу «Секрет победы», где стихотворным слогом описывает подвиг Терехина. То ли поэт к этому времени забыл марку сбитых бомбардировщиков, то ли «Хейнкели» не желали укладываться в рифму… Но Симонов в балладе заменил их «Юнкерсами». А дальше сработал известный советский стереотип: центральная пресса – рупор партии, она не может заблуждаться! Из баллады «Юнкерсы» перекочевали во фронтовую многотиражку, затем – в официальные штабные документы, а после войны – в мемуары очевидцев. Понятно, что баллада Симонова должна была заинтересовать Ставку ВГК. Шутка ли – два тарана в одном воздушном бою! До Терехина это никому в мире сделать не удавалось. Правда, интерес был с оттенком недоверия. И нужно признать, у руководства страны имелись веские причины для сомнений. В августе 1941 года Генштаб обобщил поступающие с фронта доклады о немецких потерях в живой силе и технике. Если верить сводной таблице, вермахт к тому времени лишился более 90% танков, а уничтожение самолётов люфтваффе шло уже «по второму кругу». Однако воздушные и танковые корпуса немцев продолжали перемалывать советские дивизии. Из чего сам собой следовал вывод: цифры германских потерь многократно преувеличены. От командующих фронтами потребовали тщательнее проверять доклады «с мест» и отсекать хотя бы явную «липу». Могилев к тому времени заняли немцы, и осмотреть на месте боя сбитые машины было невозможно. Оставалось два варианта: ещё раз опросить очевидцев, выявляя противоречия в их словах, и сравнить участвующие в бою самолеты, чтобы понять – была ли у Терехина возможность совершить два тарана с учётом тактико-технических данных вражеских машин. Что показала проверка О том, что должны были рассказать очевидцы при повторном опросе, можно судить по мемуарам, которые они публиковали после войны. Вот как описывает действия Терехина его сослуживец, в скором будущем Герой Советского Союза, летчик-истребитель Михаил Девятаев: «Когда накатилась волна бомбардировщиков, на аэродроме было лишь три звена. Шестерка истребителей поднялась сразу и вступила в бой с вражескими истребителями прикрытия. Последнее звено, только что вернувшееся из боя, заканчивало заправку горючим и боезапасом и взлетело тогда, когда бомбардировщики находились уже над самым аэродромом. Командир звена старший лейтенант Терехин повел своих ведомых прямо на головное звено бомбардировщиков… Ему не везло: ближайший к нему бомбер, который Терехин поливал огнем своих пулеметов, не горел. Растратив боезапас, летчик решил таранить врага, не дать ему уйти. Он подошел к юнкерсу вплотную и винтом своего И-16 рубанул ему хвостовое оперение. Немецкий бомбардировщик перешел в неуправляемое падение. Вот тут-то и случилось то, что можно увидеть раз в жизни. Юнкерсы шли в очень плотном строю. Протараненный Николаем Терехиным бомбардировщик ударил крылом своего ведущего. Тот резко отвернул влево и столкнулся с левым ведомым. Так на моих глазах все головное звено Ju-88 и рухнуло на землю». В рассказе описан только один – второй по счету – таран Терехина и ни слова не говорится о предыдущих событиях. В принципе, в этом нет ничего удивительного. Девятаев сам участвовал в сражении и не мог постоянно следить за действиями других летчиков. Зато в его рассказе есть детали, неизвестные самому Терехину, который сразу после второго столкновения выпрыгнул из разваливающей машины. Совершенно иную картину рисует генерал-майор Георгий Захаров, командовавший 43-й авиадивизией, в которой служил Николай Терехин: «Когда показались немецкие бомбардировщики, у нас на аэродроме находилось три звена. Шесть истребителей поднялись сразу и тут же были связаны боем. Звено Николая Терехина только возвратилось с боевого задания и еще не успело заправиться. Заканчивал заправку и взлетал Терехин уже под бомбежкой… Терехин точно вывел ведомых в прямом смысле из-под бомб, потом так же удачно сманеврировал и быстро пристроился к юнкерсу, но огня почему-то не открывал… И вдруг И-16 на наших глазах винтом рубанул фашиста по хвосту! После первого тарана ударил плоскостью другой, рядом идущий юнкерс». Здесь описаны уже оба тарана Терехина, и неудивительно. Захаров наблюдал за действиями подчинённых с земли, внимательно следя за всем, что происходило над аэродромом. Похоже, оба тарана Терехин совершил в пределах прямой видимости, и генерал зафиксировал их в памяти. То, что последовательность эпизодов перепутана, не должно нас смущать. Дневники на войне вести было запрещено, и мемуары Захаров писал по памяти, которая – после стольких лет – могла и подвести… Особенно в мелких деталях. Описав всё, что видел собственным глазами, генерал добавляет: «Однако же по рассказам некоторых однополчан, дело обстояло следующим образом. Юнкерсы шли в очень плотном строю. Над ними в ожесточенном бою сошлись наши истребители (два звена) и Ме-109. И, оттого что бой истребителей протекал в непосредственной близости, немецкие бомбардировщики держались на минимальной дистанции один от другого. Когда Терехин таранил одного, тот стал заваливаться на крыло и зацепил своего ведущего. Ведущий резко отвернул влево и столкнулся с левым ведомым. Так все головное звено Ю-88 и рухнуло». В обоих рассказах не упоминается о первом немецком самолете, который Терехин сбил огнем своего пулемета. Очевидно, этот эпизод сомнению не подвергался. Зато оба очевидца подробно описали заключительный этап боя – все, что происходило в воздухе и на земле после того, как Терехин покинул разбитую машину. Спускавшиеся на парашютах немцы открыли по нему огонь из пистолетов. Терехин отстреливался. Затем бой продолжился на земле. К счастью, в поле работали колхозники (по совместительству – бойцы истребительного батальона). Они помогли обезоружить и связать расстрелявших патроны фашистов. На КП дивизии Терехин появился с пистолетом в одной руке и веревкой, которой были связаны пленные, в другой. Могли ли эти подробности развеять сомнения Ставки? К сожалению, нет. Во-первых, число сбитых двумя таранами самолетов возросло до четырех, а это казалось ещё сомнительнее. Во-вторых, заключительный эпизод с дуэлью на пистолетах выглядел слишком уж театрально. Но самое главное – марка сбитых бомбардировщиков! «Хейнкель-111» и «Юнкерс-88» внешне были схожи, но сильно отличались друг от друга по тактико-техническим данным. Особенно, если сравнивать их с И-16, который пилотировал Терехин. «Юнкерсу-88» советский истребитель уступал не только в скорости, но и в прочности корпуса. Сбить этот бомбардировщик таранным ударом и остаться в строю И-16 было не по силам. «Хенкель-111» – совсем другое дело. Изначально его проектировали как гражданский самолет, и только потом переделали в бомбардировщик. Отсюда – малые скорости и очень хрупкая, для военной машины, конструкция. Высокоманёвренный И-16 превосходил «Хейнкель-111» по этим параметрам, а значит, мог не только навязать ему бой в выгодных для себя условиях, но и остаться в строю после первого тарана. Правда, пилотировать истребитель в этом случае должен был настоящий виртуоз! Остается понять, обладал ли Терехин необходимой подготовкой… Чему и как учили аса Будущий лётчик-истребитель родился 5 мая 1916 года в селе Чардым Пензенской области. Окончив школу, он поступил в автодорожный техникум Саратова. В 1930-е годы молодежь грезила авиацией. Не избежал этого увлечения и Терехин. Оставив техникум, он подает документы в 14-ю Военную школу летчиков в городе Энгельсе и вскоре зачисляется в её состав. Учился новый курсант прилежно. Пилотирование давалось ему легко. К самостоятельным полетам Терехина допустили намного раньше остальных однокурсников. С инструктором к тому времени он не налетал и половины от стандартной нормы часов. Окончив летную школу в ноябре 1937 года, лейтенант Терехин получил назначение в Бобруйск. Здесь он тоже выделялся успехами в пилотировании: первым среди молодых сослуживцев освоил полеты на высоте более 5000 метров без кислородной маски, полеты в ночных условиях и фигуры высшего пилотажа. Успешная учеба способствовала служебному росту. В апреле 1938 года Терехина назначили командиром звена в 35-й истребительный авиаполк, а в августе – заместителем командира эскадрильи. В октябре ему досрочно присвоили звание старшего лейтенанта, сопроводив это характеристикой: «Как командир смелый, решительный, инициативный. Требователен к себе и подчиненным. В своих решениях настойчив и проводит их в жизнь. Дисциплинирован отлично. Летное дело за короткий период времени освоил на «отлично». Стреляет как в воздухе, так и на земле только на «отлично». Штурманская подготовка отличная… Умело руководит подчиненными и умело передает свои знания и опыт». В марте 1939 года Николай Терехин вступил в партию и сразу был назначен комиссаром эскадрильи. В том же году он получил первый боевой опыт: в составе 70-го истребительного полка воевал с японцами на Халхин-Голе, совершил несколько боевых вылетов, но воздушных побед не имел. В марте 1940 года старшего лейтенанта Терехина назначили комиссаром 122-го истребительного авиаполка, а в декабре отправили на высшие тактические курсы усовершенствования начальствующего состава ВВС в Липецк. 15 июня 1941 года, после успешного окончания учебы, его назначили командиром эскадрильи в 161-й авиаполк. Боевой путь «до» и «после» двух таранов В военных действиях против Германии Терехин участвует с первого дня войны. К концу июня на его личном счету числятся уже три воздушные победы. 8 июля «за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с германским фашизмом и проявленную при этом доблесть и мужество» старшего лейтенанта Терехина награждают орденом Ленина. Полученные 10 июля раны оказались не тяжёлыми, и через неделю Терехин снова поднялся в воздух. 27 июля он опять отличился: на исходе воздушного боя, оставшись без боеприпасов, умелым маневром и угрозой тарана вогнал в землю вражеский бомбардировщик «Дорнье-17». Авиационное начальство ценит удачливого аса. В декабре 1941 года Терехин уже майор и командир полка. К 30 мая 1942 года на его счету числится более 150 боевых вылетов и 15 лично сбитых самолетов. В соответствии с Приказом наркома обороны от 19 августа 1941 года № 0299, устанавливающим порядок награждения летного состава, за такие результаты полагается пять боевых орденов и звание Героя Советского Союза. Но полученный в начале войны орден Ленина остается единственной наградой Терехина. За это время полк неоднократно выводили в тыл на переформирование и освоение новой материальной части – сначала МиГ-3, затем ЛаГГ-3, и наконец, Р-40 «Киттихаук». Терехин и его подчинённые успели повоевать на трех фронтах – Западном, Калининском и Волховском. Значит, отсутствие орденов – не вина дивизионного, армейского или фронтового начальства. Награждениям препятствовала Ставка ВГК. 1 декабря 1942 года авиаполк Терехина был включен в состав Северо-Западного фронта и перебазировался на аэродром Едрово – в районе современной границы Новгородской и Тверской областей. 30 декабря группа из семи самолетов «Киттихаук» вылетела к станции Пола для встречи со штурмовиками Ил-2. Перед Терехиным и его ведомым, старшим сержантом Александром Шияновым, стояла задача непосредственного сопровождения штурмовиков. Остальные пять «Киттихауков» составляли группу прикрытия. Они должны были связать боем истребители противника, когда те появятся в районе штурмовки. Если верить архивным документам, в 10 часов 55 минут командир сковывающей пятерки получил с земли команду на перехват вражеских истребителей. Он изменил курс и увел группу в сторону. Терехин со своим ведомым продолжили полет и на высоте 1000 метров встретились с шестеркой вражеских Ме-109F. В завязавшемся воздушном бою оба советских самолета были сбиты. Лётчики погибли. Очевидно, их встретили истребители противника, которые в это время искала, но не нашла пятёрка прикрытия. Терехина похоронили в деревне Добывалово Новгородской области. В 1955 году, к десятилетию Победы, его прах перенесли в сквер Героев города Валдай. На могиле установили мраморную плиту с надписью: «Майор Терехин Николай Васильевич геройски погиб в воздушном бою с немецко-фашистскими захватчиками над городом Валдай в 1942 году». О том, что 10 июля 1941 года он двумя таранами в одном бою уничтожил четыре вражеских самолёта, сейчас помнят немногие… Награда, ставшая посмертной 8 октября 1942 года членом военного совета Волховского фронта, на котором до середины июня воевал майор Терехин, был назначен корпусной комиссар Лев Мехлис. Обычно историки рисуют этот образ исключительно чёрными красками. Мехлиса называют «главным инквизитором Красной Армии» и основным виновником керченской катастрофы. На его совести смерти тысяч офицеров и генералов, репрессированных в 1937-1938 годах. Однако мало кто помнит, что человек этот обладал огромным личным мужеством. Если требовала обстановка, он мог первым подняться из окопа и повести солдат в бой. Если считал, что подчинённого несправедливо обидели, готов был защищать его на любом уровне, рискуя собственной карьерой. 5 декабря 1942 года внимание Мехлиса привлекает наградной лист, который лежал во фронтовой канцелярии уже не первый месяц. Бумага была датирована 1 июня. В ней командующий авиацией 52-й армии просил представить майора Терехина к двум правительственным наградам: званию Героя Советского Союза и ордену Отечественной войны I степени. 6 июня этот «сдвоенный» лист подписал командующий авиацией Волховского фронта генерал-майор Журавлев. Штабной писарь вывел в углу страницы: «Достоин высшей правительственной награды присвоения звания Героя Советского Союза. Командующий Волховского фронта генерал армии Мерецков». Однако Мерецков представление не утвердил – он помнил, как относится к Терехину Ставка ВГК. Бумага легла «под сукно». Мехлис риска не боится. На наградном листе он убирает ластиком слова «присвоения звания Героя Советского Союза», заменяет их на «орденом Отечественной войны первой степени», а затем расписывается поверх затертой фамилии командующего фронтом. Смысл этих действий прост и логичен. Звание Героя Советского Союза присваивают в Москве указом Президиума Верховного Совета СССР, а орденом Отечественной войны может наградить командующий фронтом. Мехлиса, несмотря на недавнее понижение в должности и звании, все еще считают фаворитом Сталина. А спорить с любимцем вождя опаснее, чем игнорировать мнение Ставки… И Мерецков подписывает приказ о награждении Терехина. Действия Мехлиса бескорыстны, мотивы благородны… Однако вреда от его инициативы оказалось больше, чем пользы. О награждении в полку узнали только в январе 1943 года. Вручать орден к тому времени было некому. А поскольку Мерецков подписал приказ за несколько дней до гибели Терехина, формальных оснований для новых награждений «таранных дел мастера» не осталось, как бы высоко ни оценили его воинские подвиги в дальнейшем. В результате все обращения историков и краеведов с просьбами о присвоении Терехину посмертно звания Героя Советского Союза – а затем и России – неизменно получали отказ… Последним такую попытку предпринял житель города Валдая Валентин Демьянов. В 2008 году он обратился к президенту с просьбой присвоить Николаю Терехину звание Героя Российской Федерации, посмертно. Письмо было передано в Главное управление кадров Министерства обороны. Военные чиновники ответили Демьянову, что «…за храбрость, летное мастерство и за сбитые лично 15 самолетов противника (в том числе и за 3 сбитые самолета в одном из воздушных боев 10.07.1941г.) Н.В. Терехин награжден орденом Отечественной войны I степени. Установить причины, по которым Н.В. Терехину не было присвоено звание Героя Советского Союза, не представляется возможным. Повторное награждение за заслуги, которые отмечены правительственными наградами СССР в свое время, не производится. Оснований для положительного решения вопроса не имеется». Ответ безукоризненный по форме и бездушный по существу – в лучших традициях военной бюрократии. Вряд ли писавший его чиновник пошел дальше беглого просмотра первичных рапортов, отчетов и донесений 1941-1942 годов. А чему удивляться?.. Чтения дополнительных документов и мемуаров, которые могут пролить свет на причины, по которым Терехину не присвоили звание Героя при жизни, должностная инструкция не требует. А воинская честь и гражданская совесть – категории неправовые… Пользы от них в кабинетной работе никакой, только жизнь осложняют. Остается утешать себя тем, что Терехин и его сослуживцы воевали не за ордена и медали. Главной их целью было – спасти Россию! Эту боевую задачу наши отцы и деды выполнили. А награды?.. Лучшая из них – память о подвиге героев, сохраняемая потомками! Сохраняемая вне зависимости от прихоти бездушных бюрократов, а если требуется – то и вопреки их канцелярским отпискам.