В повести «Изюминки в черном хлебе войны» Василий Черников немало страниц уделил товарищам по оружию, тем, кого 19-летними курсантами, как и его самого, бросили в бой на Мамаевом кургане. Удивительно ли, что наставниками этих «салажат» становились такие же молодые, но уже обстрелянные командиры. Таким стал для 19-летного Василия Черникова будущий писатель, диссидент и эмигрант, Лауреат Сталинской премии, член французского Пен-клуба и Баварской Академии искусств Виктор Платонович Некрасов (1911- 1987). Но это в будущем. А пока… «Вечером 25 сентября — неожиданный вызов к комиссару полка, от которого узнаю о тяжелом ранении политрука роты и назначении меня на эту должность. …Едва ли я выговорил десяток слов на этой аудиенции у норы, вырытой в обрыве крутого берега. Перед рассветом 26-го я поднялся по склону Мамая, где держал оборону 1-й стрелковый батальон, которому были приданы два взвода нашей роты. К этому времени они располагали вырытыми котлованами для будущих блиндажей, рельсами и шпалами для перекрытия, снятыми с проходящей около кургана железной дороги… Представляясь комбату Устюжанину на КП батальона, я встретил здесь незнакомого мне лейтенанта-сапера, как оказалось, инженера полка, представлявшего здесь его штаб. Ладно сидящая пилотка, из-под которой выбивалась длинная прядь черных волос, смуглое лицо, аккуратная щеточка усов, добрый взгляд широко открытых глаз, широкий жест рукой — садись! — в сторону земляных нар, когда была закончена моя «презентация», — такой запомнилась моя первая встреча с Виктором Платоновичем Некрасовым ранним утром 26 сентября на «главной высоте России»… Так называли древний Мамаев курган газетчики, а солдаты именовали его по- свойски – Мамай. Все укрепления на нем были обустроены саперами, подчиненными лейтенанта Виктора Некрасова. Дочь В. С. Черникова, тоже преподаватель нашего ПГПИ — СКГУ, Наталья Васильевна Вьялицына, написала в своей «Маленькой повести об отце»: «Одной из первых книг, которые помню, в отцовской библиотеке особенно запомнилась одна, с авторской дарственной надписью: «Сталинградскому другу моему Васе Черникову на память о днях, проведенных вместе на Мамаевом кургане, и о друзьях, живых и погибших, с которыми вместе воевали. В.Некрасов». Свою книгу первую и главную книгу «В окопах Сталинграда» Виктор Платонович подарил другу уже после войны — 23.VΙΙ.47. Но она была начата в госпитале, после ранения автора, которому врач порекомендовал разрабатывать руку. Оказалось, иногда и так рождаются писатели. «Отец много рассказывал мне об этом человеке, с которым судьба столкнула его в окопах Сталинградской битвы, пишет Н.В Вьялицына. В самые трудные дни обороны города, пик которых пришелся на октябрь (1942 г.), лейтенант Некрасов постоянно находился в батальоне. Знал он каждый окоп и каждого солдата в нем, бросался в боевую цепь с винтовкой или трофейным автоматом, отбивался вместе с бойцами гранатами, хлестал бронебойными по пулеметным точкам. При отражении одной из атак в начале октября связкой гранат остановил немецкий танк, который так и стоял до конца боев с разорванной гусеницей. Отец вспоминал: «Однажды во время отражения атаки он весьма неделикатно оттолкнул меня от замолчавшего вдруг «Максима» — от волнения я не мог устранить какую-то неисправность. Выдохнув: «Смахни вот этих!» (нескольких солдат, ближе всех прорвавшихся к нашим траншеям), сунул мне свой автомат, чтобы через несколько мгновений зарокотал смолкнувший было пулемет, выкашивая ряды атакующих. Надо ли говорить, что эта пулеметная очередь в критический момент отражения вражеской атаки осталась навсегда в памяти…, как не забылось и это житейски простое, обыденное, деловитое: «Смахни вот этих!», словно хлебные крошки со стола. «Смахни» — это и обыденность войны, и вера, что ты это сделаешь, и подбадривание: ведь это так просто, смахни – и вся недолга»… Напомню, что В.П.Некрасов был инженером, который «курировал» саперов, и никто не заставлял его быть постоянно на передовой. Никто, только его собственная совесть и чувство долга. Участвовал он и в тяжелых, изнурительных боях на плацдарме у Северского Донца, и у знаменитой Голой Долины (место битвы князя Игоря с половцами). Но подписывая для «друга Васи» свою знаменитую книгу «В окопах Сталинграда» уже после войны, Виктор Некрасов напомнил ему именно Мамаев курган, жестокие, кровавые схватки лицом к лицу с врагом под Сталинградом». Заметим, что, рассказывая о друзьях, Василий Сергеевич почти не говорит о себе – только о боевых друзьях, а здесь – о Викторе Некрасове, рядом с которым шел в бой, но упоминает об этом вскользь – «не мог устранить какую-то неисправность» пулемета. А далее о главном – других «университетах». Под Сталинградом со второй половины ноября стало потише, и для комсорга полка В. Черникова важным событием жизни стали посиделки с Виктором Платоновичем в его блиндаже, чаще вдвоем, иногда — с участием близких обоим надежных товарищей. Не отсюда ли вела начало поражавшая студентов эрудиция Василия Сергеевича? «Как-то сам собой завязался разговор о начальном периоде войны, когда кадровая армия, прикрывая западные границы, была потеряна: ее состав либо был пленен, либо погиб в боях… И вот в эти дни нависшей над страной катастрофы наша дубовая, примитивная пропаганда продолжала взбадривать народ преимуществом социализма, в котором прямо-таки фатально заложена наша будущая победа. Инженер не соглашался с этим тезисом: орды Чингисхана разгромили более развитые цивилизации Китая, Средней Азии, а потом и Руси; варварские племена германцев – Римскую империю, турки-сельджуки – Византию. Нет, в жизни все сложнее, она ведь развивается не по умозрительным схемам, недаром Сталин обратился к национальным чувствам русского народа – национальное живет в нас веками, а социализм за четверть века далеко не для всех стал землей обетованной…» Для выпускника советской школы такие мысли были внове, и он попытался было поспорить, аргументируя набором прописных истин, ссылаясь, как его учили в школе, на законы классовой борьбы от Спартака до наших дней. На что Виктор Платонович возразил и привел неизвестные его юному собеседнику факты из гражданской войны, рассказав о массовых крестьянских восстаниях на Украине, в Сибири, на Дону, Тамбовщине, забастовках рабочих Питера, Москвы, Урала, Донбасса, т.е. тех, кого большевики называли гегемоном революции. В революции не было четкого классового противостояния: десятки тысяч царских офицеров перешли на сторону большевиков, дворянин Тухачевский стал врагом Деникина, внука крепостного крестьянина. И без всякого перехода: («Я бы не хотел, чтобы о содержании нашего разговора узнал бы кто-то третий: у нас ведь не любят людей, исповедующих несколько иные взгляды на жизнь»), Некрасов перевел разговор на лучшие традиции дворянства, офицеров, для которых превыше всего была честь имени и рода. «Вспомни Пушкина, «невольника чести», его «Капитанскую дочку» и Гриневых, для которых превыше всего была честь, которую надо беречь смолоду. Дворянство – это остов государственного корабля, именуемого Россией. Виктор Платонович рассказал о своем знакомстве с потомком Долгоруких, который показал ему родословное древо этого княжеского рода с траурными знаками на ветвях вместо листьев – погиб в сражении, скончался от ран, умер в заточении, расстрелян… Все они сражалась, не щадя жизни, за Отечество». Н. В. Вьялицына считает, что «беседы с Виктором Платоновичем перевернули представление 19-летнего юноши об устройстве жизни, об истории, ему хотелось больше знать, читать книги, на которые ссылался его старший товарищ, учиться… Кстати, о книгах: от Некрасова он впервые услышал о потаенном Гоголе, где он раскрывается как православный мыслитель. Виктор Платонович разрушал сложившийся в школе стереотип Горького как буревестника революции, он называл неведомые до сих пор имена русских философов, высланных в 1922 году за границу. Позже по мотивам повести и по сценарию Некрасова в 1956 году был снят фильм «Солдаты», отмеченный премией Всесоюзного кинофестиваля, в котором сыграл одну из своих первых больших киноролей И. Смоктуновский. Современники воспринимали повесть и фильм как дневник офицера. Напомню, что В.П.Некрасов был инженером, который «курировал» саперов, и никто не заставлял его быть постоянно на передовой. (Добавлю, как и политрука Василия Черникова тоже). Никто их не заставлял, только собственная совесть и чувство долга Участвовали друзья и в других тяжелых изнурительных боях на плацдарме у Волги и Северского Донца, но, подписывая книгу для «друга Васи Черникова», Платоныч, как называли его, 30-летнего командира, солдаты, вспомнил именно Мамаев курган, жестокие кровавые схватки лицом к лицу с врагом под Сталинградом. А там, когда со второй половины ноября стало потише, для молодых солдат стали важным событием посиделки с Виктором Платоновичем в его блиндаже. Напомним, что В. С. Черников хотя и окончил школу с золотой медалью, а некоторые его учителя были с дореволюционным европейским образованием, он сам тогда был еще выпускником обычной советской школы. «Как-то сам собой завязался разговор о начальном периоде войны, когда кадровая армия, прикрывая западные границы была потеряна: ее состав либо был пленен, либо погиб в боях… И вот в эти дни нависшей над страной катастрофы наша дубовая, примитивная пропаганда продолжала взбадривать народ преимуществом социализма, в котором прямо-таки фатально заложена наша будущая победа. Инженер не соглашался с этим тезисом: орды Чингисхана разгромили более развитые цивилизации Китая, Средней Азии, а потом и Руси; варварские племена германцев – Римскую империю, турки-сельджуки – Византию. Нет, в жизни все сложнее, она ведь развивается не по умозрительным схемам, недаром Сталин обратился к национальным чувствам русского народа – национальное живет в нас веками, а социализм за четверть века далеко не для всех стал землей обетованной… Для недавнего выпускника советской школы такие мысли были внове, и он попытался было поспорить, аргументируя набором прописных истин, ссылаясь на законы классовой борьбы от Спартака до наших дней. На что Виктор Платонович возразил и привел неизвестные его юному собеседнику факты из гражданской войны, рассказав о массовых крестьянских восстаниях на Украине, в Сибири, на Дону, Тамбовщине, забастовках рабочих Питера, Москвы, Урала, Донбасса, т.е. тех, кого большевики называли гегемоном революции. В революции не было четкого классового противостояния: десятки тысяч царских офицеров перешли на сторону большевиков, дворянин Тухачевский стал врагом Деникина, внука крепостного крестьянина. И без всякого перехода: «Я бы не хотел, чтобы о содержании нашего разговора узнал бы кто-то третий: у нас ведь не любят людей, исповедующих несколько иные взгляды на жизнь». Некрасов перевел разговор на лучшие традиции дворянства, офицеров, для которых превыше всего была честь имени и рода. Вспомни Пушкина, «невольника чести», его «Капитанскую дочку» и Гриневых, для которых превыше всего была честь, которую надо беречь смолоду. Дворянство – это остов государственного корабля, именуемого Россией. Виктор Платонович рассказал о своем знакомстве с потомком Долгоруких, который показал ему родословное древо этого княжеского рода с траурными знаками на ветвях вместо листьев – погиб в сражении, скончался от ран, умер в заточении, расстрелян… Все они сражалась, не щадя жизни, за Отечество». Беседы с Виктором Платоновичем перевернули представление юноши об устройстве жизни, об истории, хотелось больше знать, читать книги, на которые ссылался его старший товарищ, учиться… «В начале ноября резко похолодало, низкие свинцовые тучи, подгоняемые северными ветрами, плотно окутывали небо, что парализовало действия вражеской авиации. Да и необходимости бомбежки наших позиций не было: существенных наземных действий противник не предпринимал, последняя атака состоялась 11 ноября, когда немцы вышли к Волге в районе завода «Красный Октябрь». Теперь каждодневными стали наши встречи с Виктором Платоновичем — на берегу за утренним туалетом, в столовой комендантского взвода, где, в отличие от передовой, кормили три раза — и суп понаваристей, и мяса побольше, и хлеб «от пуза», и чай с сахаром в стаканах — по потребности. Но, без преувеличения, событием жизни стали для меня с этих дней посиделки в блиндаже Виктора Платоновича, чаще вдвоем, нередко с участием других, близких ему товарищей. Все эти события разных дней обороны Мамая, сжимаясь во времени, сливаются воедино и кажутся повторяющимися ежедневно, как каждый день Виктор Платонович всматривался в подбитый им танк, гордясь сокрушением частицы зла, пришедшего на нашу землю. В этих боях офицеры действовали как рядовые солдаты — всем все было предельно ясно, каждый знал свое дело, никаких команд не требовалось; лишь артразведчики сидели на НП, корректируя огонь своих батарей, да телефонисты, не отходя от аппаратов, представляясь «Ландышами», жаждали встреч с «Розами». После 17 октября интенсивность боев на кургане значительно ослабла, эпицентр сталинградских боев переместился в заводской район, где на направлении главного удара врага стояла сибирская дивизия генерала Гуртьева. С высоты кургана мы видели и воздушные, и танковые атаки, и действия немецкой пехоты, когда казалось, что все кончено, оборона смята, раздавлена; но, как из небытия, вновь и вновь поднимались наши пехотинцы и шли в контратаку, поддерживаемые огнем заволжской артиллерии. И снова вставал тот сентябрьский вопрос: «Как там держатся люди?» В феврале 44-го, когда полк находился на днепровском плацдарме, «актив» встречал Виктора Платоновича, через полгода после ранения вернувшегося из госпиталя….Он был назначен командиром саперного батальона дивизии. Но не мог он забыть нас, как и мы его». Н. В. Вьялицына: «Отец запомнил напутствие матери Виктора Платоновича, о котором ему однажды рассказал сам вольнодумный инженер-сапер: «Викун, прошу тебя, никогда не будь благоразумным». Восхищение личностью В. П. Некрасова, его истинным демократизмом, чувством собственного достоинства и той внутренней свободой, которой он обладал, всегда присутствовало в рассказах отца о своем фронтовом друге. Однако из повести об «Изюминках в черном хлебе войны» ясно, что тогда, «в гремящие 40-е, во время боев за Сталинград, даже В.С.Черников не знал, что его друг Платоныч имел самое прямое отношение к Петропавловску. Об этом – чуть позже, чтобы не нарушать хронологию жизни наших героев. Продолжение следует…